§ 3. ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ «НОВОГО ВЗГЛЯДА»
ДЛЯ ОБОСНОВАНИЯ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА
В многочисленных экспериментах New Look было показано, что восприятие эмоционально значимого, но социально-запретного материала («слов-«табу», сюжетных картин) в условиях технической затрудненности процесса его опознания (тахистоскопическое предъявление, использование «шумов») может подвергаться значительным флуктуациям. Это касается как порога опознания, так и воспринятого содержания. Для объяснения этих феноменов выдвигалась гипотеза о трех механизмах селективности восприятия [42; 43].
После того как в одной из своих работ Брунер специально подчеркнул близость экспериментальной схемы, используемой New Look парадигме проективного исследования, Эриксен и Лазарус опубликовали данные о действии перцептивной защиты и сенсибилизации в тестах Роршаха и ТАТ [45; 46; 47; 59]. Согласно точке зрения этих авторов, обнаруженные перцептивные феномены представляют собой частный случай действия механизмов психологической защиты, ранее описанных клиническим психоанализом.
Экспериментальные данные показали существование индивидуальных различий в реагировании на стрессогенный материал. Так, можно говорить о «репрессорах», людях истероидного склада с вытеснением в качестве преимущественного типа защиты. Их поведение в жизни, характер отношений с окружающими людьми, познавательные процессы имеют ряд общих черт: избегание эмоционально насыщенных ситуаций, «забывание» событий, связанных с собственными неудачами, амбивалентные чувства к родителям, сексуальным проблемам и социальным явлениям; для них характерен высокий уровень тревожности, ригидность мышления и восприятия и т. д. Испытуемые с подобным набором личностных особенностей чаще всего и демонстрируют феномен перцептивной защиты. Иной тип поведения отличает людей, склонных к изоляции или рационализации. В конфликтных ситуациях они не уклоняются от встречи с угрозой, а нейтрализуют ее, интерпретируя безболезненным для себя образом; они инициативны в отношениях со своим социальным окружением; могут понять и принять себя такими, какие они есть и т. д. Лазарус, Эриксен и Фонда показали, что испытуемые подобной типологии раньше других опознают отрицательно аффектогенные стимулы, т. е. пускают в ход механизм сенсибильности [60].
Благодаря исследованиям New Look вопрос о возможности прямой диагностики потребностей по данным проективных тестов получил свое окончательное разрешение. Была доказана связь между содержанием потребности, ее интенсивностью и проективным выражением. Оказалось, что потребности, не несущие угрозы «Я», т. е. социально приемлемые, но в силу объективных обстоятельств не находящие удовлетворения в открытом поведении, могут непосредственно (аутистически) проявляться в проективной продукции. Иначе обстоит дело с латентными потребностями, разрядка которых в поведение блокирована цензорными инстанциями личности; в проективных тестах они, как правило, опосредуются механизмами защиты. Аналогичным образом потребность прямо отражается в проективной продукции до тех пор, пока увеличение ее интенсивности ни приводит к стрессу; чрезвычайно сильная потребность выступает лишь в той или иной защитной форме [59]. Эксперименты New Look способствовали также переориентировке проективных исследований на диагностику защитных механизмов и их специфических форм в том или ином, тесте [40; 71; 77].
С 40—50-х гг. для обоснования проективного метода начинают привлекаться новые психологические категории, среди которых, в частности, можно выделить такие, как «контроль» и «когнитивный стиль». Введение в контекст проективной методологии понятия «защита» означало перенос акцента на «вторичные», познавательные процессы «Эго». Но в рамках защитной концепции реагирования оставалось неясным, каким же образом достигается адаптация к реальности, если индивид все-таки ориентируется в большей степени не на ее объективные свойства, а на собственные аффективные состояния. Необходимо было предположить, во-первых, существование процессов, служащих целям адаптации, и, во-вторых, механизмов, посредством которых эта адаптация достигается. Теоретический фундамент исследований в этом направлении составили положения Хартмана и Рапапорта о «функциях «Эго», — свободных от конфликта» и механизмах контроля [53; 72]. Согласно Д. Рапапорту, развитие «Эго» характеризуется процессами двоякого рода: прогрессирующим освобождением когнитивных функций от влияния примитивного аффекта — с одной стороны, и дифференциацией самих аффективных структур, их автономизацией от базальных влечений — с другой. В результате не только элиминируется искажающее влияние «драйвов» и конфликтов на познавательные процессы, которые, таким образом, преобразуются 8 «функции — «Эго» — свободные от конфликта», но и возникают более совершенные механизмы их регуляции. Одним из таких механизмов является контроль. Контроль произволен от базальных влечений, он как бы продукт их вторичной «задержки», и по отношению к ним может рассматриваться как мотивацнонная структура высшего порядка. В то же время контроль является функцией «Эго» и его цель — канализирование энергии влечений в соответствии с требованиями объективной действительности. Следовательно, контроль опосредует отношения индивида с окружающей средой так, что одновременно учитываются потребности самой личности и объективные свойства стимуляции.
Рапапорт подчеркивает, что возникновение в ходе адаптации «функций — «Эго» — свободных — от конфликта» вовсе не подразумевает их полной изоляции от аффекта, а только означает изменение структуры мотивации и форм ее проявления. В плане методологии, при таком понимании генеза иерархии мотивов снимается противопоставление якобы мотивированных (первичных) и немотивированных (вторичных) процессов.
Как механизм регуляции влечений контроль сопоставим с защитой; однако, если защита пускается в ход исключительно в ситуациях угрозы «Я», например, при опознании слов-«табу» или картин социально-неприемлемого содержания, контроль действует в любых ситуациях, при решении любых познавательных задач. Защита — это индивидуальный подход к разрешению конфликта в аффективно-стрессовых условиях; контроль — это индивидуальный подход к разрешению аффективно-нейтральной задачи. Так, для экспериментальной диагностики механизмов контроля использовались задачи на визуальную оценку размеров объекта, длин отрезков, ориентацию в пространстве и некоторые другие. Были выявлены также позитивные корреляции между определенными видами контролей и механизмами защиты [25; 51; 56; 82; 83].
Относительно стабильный паттерн механизмов контроля, характеризующий индивидуальный тип адаптации и познавательной деятельности, образует когнитивный стиль. Заметим, что в понятие «когнитивный стиль» некоторые авторы включают как познавательные, так и мотивационно-личностные компоненты. Это и индивидуальная стратегия решения познавательных задач, но также и особенности взаимоотношения личности с социальным окружением, присущий ей способ регуляции собственной аффективной жизни, свойства ее «Я» — концепции [82].
Изучение механизмов контроля и когнитивного стиля позволило по-новому определить специфику процессов, детерминирующих проективный ответ, и, в частности, заострить внимание на его зависимости от индивидуальной стратегии познания субъекта [40; 44; 72]. Проективная продукция стала рассматриваться как результат сложной познавательной деятельности, в которой воедино спаяны как собственно когнитивные, так и аффективно-мотивационные компоненты личности.
Концепция контроля и когнитивного стиля важна не только для понимания современной проективной методологии; эти понятия вошли составной частью во многие интерпретативные системы анализа и интерпретации и пользуются популярностью у практических психологов, особенно американского направления (Рапапорт, Шафер, Клопфер, Беллак).
§ 4. КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКЦИИ В ОБОСНОВАНИИ ПРОЕКТИВНОГОВ предыдущих параграфах освещались теоретические и методологические источники проективного метода: холистическая психология, классический и ревизованный психоанализ и экспериментальные исследования New Look. Попытаемся проследить влияние названных направлений на формирование основной описательной и объяснительной категории проективного метода — проекции. Отметим, что плодотворность использования этого понятия в целях обоснования проективного метода представляется достаточно дискуссионной по причинам, которых мы коснемся ниже.
Как уже говорилось, в проективную методологию термин «проекция» вошел благодаря Л. Френку; однако в его работах проекция фактически была лишена конкретного психологического содержания.
Основные положения его концепции могли рассматриваться лишь как самые общие методологические принципы; задача выявления собственно психологических закономерностей и механизмов нуждалась в своем разрешении. Следствием этого явилось обращение части исследователей, ориентированных главным образом психоаналитически к концепции проекции 3. Фрейда. Однако, как отмечается рядом авторов [6; 19; 27; 39; 70], при попытке обоснования проективного метода на основе фрейдовской концепции возникает ряд трудностей, главные из которых:
Впервые термин «проекция» в его психологическом значении был использован 3. Фрейдом для объяснения патологических симптомов паранойи в 1896 г., а затем при разборе «случая Шребера» в 1911 г. В этих работах проекция понималась как приписывание другим людям социально-неприемлемых желаний, в которых человек как бы отказывает сам себе. В этом случае проекция рассматривалась Фрейдом как механизм защиты против неосознаваемых асоциальных влечений, в частности гомосексуальности, которая лежит в основе бредообразования при паранойе. Впоследствии была описана так называемая фобическая защитная проекция — вынесение вовне, экстериоризация страха, тревоги, в действительности имеющих эндогенную природу [31]. В работах последующих лет, наконец, наряду с концепцией защитной проекции, входящей в состав различных патологических состояний, Фрейд вводит понятие проекции как нормального психологического процесса, участвующего в формировании нашего восприятия внешнего мира. Проекция интерпретируется им как первичный процесс «уподобления» окружающей реальности собственному внутреннему миру [29; 30; 31]. Таков механизм, например, детского и религиозномифологического мировосприятия.
Таким образом, проекцией Фрейд называет два существенно отличающихся друг от друга явления, в основе которых якобы лежат процесс самозащиты и процесс «уподобления». Их объединяет неосознаваемость трансформаций, которым подвергаются исходные влечения — в сознании выступает лишь продукт этих преобразований. Со временем проекция стала столь расхожим термином, что дифференцировать ее от явлений идентификации, перенесения и некоторых других психоаналитических феноменов стало чрезвычайно трудно [58]. Например, говорят о проекции в психотерапевтической ситуации, когда на врача «Переносятся» чувства, Предназначенные другому лицу; называют проекцией своеобразное отождествление художника со своим творением (Г. Флобер говорил: «Эмма — это я»), а также «сопереживание» при восприятии художественных произведений; проекцией объясняют существование расовых и этнических предрассудков.
Мюрстейн и Прайер [70], критикуя многозначность и, следовательно, недостаточную разработанность понятия проекции, предлагают различать несколько видов проекции. Классическая защитная проекция Фрейда находит подтверждение во многих наблюдениях. Атрибутивная проекция — приписывание собственных мотивов, чувств и поступков другим людям (по смыслу близка фрейдовскому «уподоблению»). Аутистическая проекция — детерминированность восприятия потребностями воспринимающего; для иллюстрации этого вида проекции авторы ссылаются на эксперименты New Look. Рациональная проекция отличается от классической «рациональной» мотивировкой: например, по данным одного из экспериментов, когда студентам предложили высказать свои замечания о структуре учебного процесса, оказалось, что на отсутствие дисциплины жаловались отпетые прогульщики, а недостаточной квалификацией преподавателей были недовольны двоечники. Здесь, так же как в случае обычной рационализации, вместо признания собственных недостатков испытуемые склонны были приписывать ответственность за собственные неудачи внешним обстоятельствам или другим людям.
Холмс, подводя итоги многолетних исследований, считает необходимым выделить два «измерения» проекции [54]. Первое из них относится к тому, что проецируется: субъект воспринимает в другом свои собственные черты или черты, ему самому не присущие. Второе измерение — осознает ли субъект обладание той чертой, которая проецируется, или нет. Комбинация этих измерений позволяет классифицировать все известные виды проекции следующим образом.
Классификация видов проекции по Холмсу
| Осознание субъктом проецируемой черты | Наличие у субъекта проецируемой черты | Отсутствие у субъекта проецируемой черты |
| Субъект не осознает свою черту | Симилятивная проекция | Проекция Панглосса или Кассандры |
| Субъект осознает свою черту | Атрибутивная проекция | Комплементарная проекция |
Холмс утверждает, что несмотря на неоднократные попытки экспериментального изучения, проекция неосознаваемых черт не может считаться доказанной. Исходя из психоаналитической концепции, симилятивная проекция выполняет защитные функции, препятствуя осознанию того факта, что субъект в действительности обладает какой-то Нежелательной чертой. Проекция, метафорически названная в честь Панглосса и Кассандры, может рассматриваться как вариант защитного механизма «реактивное образование». Что касается черт, наличие которых субъект осознает, то их интенсивное изучение шло в русле проблемы межличностного восприятия. Экспериментальное подтверждение находит прежде всего атрибутивная проекция — приписывание имеющейся у субъекта и осознаваемой им черты. Кэттел считал этот вид проекции наивным умозаключением, основанном на недостатке опыта — люди склонны воспринимать других по аналогии с собой, приписывать другим те же мысли, чувства и желания, которые находят в самих себе. Комплементарная проекция предполагает проекцию черт, дополнительных к тем, которыми субъект обладает в действительности. Например, если человек ощущает страх, то он склонен других воспринимать как угрожающих; в этом случае приписываемая черта служит причинным объяснением собственного состояния.
Как соотносятся эти виды проекции с процессами, имеющими место в проективном исследовании? По этому вопросу не существует единства взглядов. Например, Меррей, употребляя термин «идентификация» применительно к ТАТ, фактически имел в виду защитную проекцию Фрейда; отождествляя себя с «героем», испытуемый получает возможность неосознанно приписать ему собственные «латентные» потребности, Вместе с тем, клинические и экспериментальные исследования показали, что содержание проекции не сводимо к асоциальным тенденциям: объектом проекции могут стать любые положительные или отрицательные проявления личности. По-видимому, само проективное поведение является производным от многих факторов. В частности, оказалось, что даже манера экспериментатора, индуцируемые им чувства влияют на аффективный знак тематических рассказов: агрессивная установка приводит к возрастанию агрессивных, «тем», дружелюбная — к преобладанию релаксационных [39]. Таким образом, в целом защитную концепцию проекции неправомерно рассматривать в качестве принципа обоснования проективного метода, хотя сам феномен защиты может иметь место, в частности, если ситуация эксперимента воспринимается как угрожающая [59]. Что касается других видов проекции, то экспериментальное изучение их применительно к проективным тестам не дало однозначных результатов. Однако большинство авторов, опираясь на идею 3. Фрейда об «уподоблении», считают возможным привлекать феномены атрибутивной и аутистической проекции для доказательства значимости проективной продукции. К сожалению, в обоснованиях подобного рода нередко описание тех или иных явлений, наблюдающихся в эксперименте, заменяет раскрытие их собственно психологических механизмов. Как одну из попыток преодоления кризиса в обосновании проективного метода можно рассматривать отказ от понятия проекции как объяснительной категории; примером такого подхода является концепция апперцептивного искажения Л. Беллака.
Исходя из анализа фрейдовской концепции проекции, Беллак приходит к выводу о неадекватности использования этого понятия в целях обоснования проективного метода, так как оно не способно описать и объяснить процессы, обусловливающие проективное поведение; последнее должно быть рассмотрено в контексте проблемы «личность и восприятие» [34]. Основу категориальной системы Беллака составляет понятие «апперцепции», понимаемой как процесс, посредством которого новый опыт ассимилируется и трансформируется под воздействием следов прошлых восприятии. Термин «апперцепция» имеет принципиально иное содержание, чем в теории Меррея: он учитывает природу стимульных воздействий и описывает не «первичные» процессы, а собственно когнитивные.
В зависимости от степени неопределенности стимула и экспериментально заданной инструкции, Беллак, используя терминологию Г. Олпорта, различает адаптивное, проективное и экспрессивное перцептивное поведение. Адаптивное поведение максимально детерминировано качествами стимуляции; восприятие подобного типа конвенционально, т. е. возможно сходство перцепций одних и тех же объектов разными людьми. Например, на таблице 1 TAT все люди обычно видят мальчика со скрипкой, иными словами, «мальчик со скрипкой» — восприятие максимально адаптированное к стимульной ситуации.
Чем более неопределенным является стимул, тем более заметны индивидуальные различия в его интерпретации, тем больше величина апперцептивного искажения¹.
В проективном поведении степень апперцептивного искажения определяется
как неопределенностью перцептивного материала, так и индивидуальными особенностями
воспринимающего, в свою очередь, зависящими от его аффективного состояния
и мотивации. Например, при интерпретации таблицы 1 TAT один испытуемый
может считать, что «мальчик грустен, потому что ему надоело играть из-под
палки», другой — что «усталый, но счастливый мальчик отдыхает после удачного
выступления». Проективный тип поведения наиболее четко диагностируется
интерпретативными тестами, в частности ТАТ.
Экспрессивное поведение отлично по своей природе от адаптивного или проективного. Оно характеризует относительно стабильные особенности индивидуального стиля испытуемого, например лексику, речь, способ работы с перцептивным материалом. Диагностируется в той или иной мере всеми проективными методиками, но лучше всего — тестом Роршаха и миокинетической методикой Мира-и-Лопеца.
Беллак выделяет четыре формы (степени) апперцептивного искажения в ТАТ:Перечисленные формы апперцептивного искажения различаются степенью осознанности самого процесса; если первая характеризуется осознанностью или «предосознанностью», то три последующих полностью неосознаваемы. Именно с этими процессами, согласно Беллаку, мы имеем дело в тематических проективных тестах. Вместе с тем им можно найти аналоги в ряде экспериментальных исследований, а также в «психопатологии обыденной жизни». Например, исследования New Look служат прекрасной иллюстрацией феномена сензитизации. С фактом простой проекции мы сталкиваемся буквально на каждом шагу (ребенок, ударившись о дверь, бьет кулаком ее; начальник, придя на работу не в духе, считает, что причиной его дурного настроения — нерадивость подчиненных и т. д.).
Теория Беллака является одной из наиболее популярных в настоящее время психологических концептуализации природу и механизма проективного поведения. В ней отчетливо заметна тенденция многих современных обоснований проективного метода — интерпретация проективных феноменов и их механизмов в контексте подхода «личность и восприятие». И действительно, для подтверждения своей концепции Беллак не раз обращается к экспериментам «Нового взгляда». Важным является и используемое им различение содержательного («что») и формального («как») аспектов проективного поведения. Эмпирическим обоснованием реальности сосуществования обоих аспектов поведения служат для Беллака исследования индивидуального когнитивного стиля. Таким образом, предлагаемая для обоснования проективного метода концепция апперцептивного искажения представляет собой попытку синтеза отдельных положений психоанализа с идеями холистической психологии и «Нового взгляда».
Подводя итоги анализу так называемо» проблемы проекции в литературе по проективной технике, заметим, что многочисленные концепции и классификации имеют для авторов, как правило, теоретико-методологическое значение. На практике же принято различать два типа проекции соответственно двум классам проективных методик. Так, в интерпретатнвных тестах проецируется значимое содержание потребностей, конфликтов, установок личности. В тестах на структурирование отражается «скелет» личности; не столько конкретное содержание ее внутреннего мира, сколько , его формальная структура, то, как испытуемый воспринимает себя и свое социальное окружение [37].
Итак, что же представляет собой проективный метод?Думается, что ответ на этот вопрос дать невозможно, если анализировать только формальные характеристики отдельных методик, поскольку метод предполагает прежде всего специфическое понимание своего объекта, средством познания которого он выступает. Исходя из этого тезиса, только обращение к теории личности позволяет определить специфику проективного метода как одного из способов познания личности.
Ранее было показано, что проективная идеология формировалась под влиянием двух направлений — психоанализа и холистической психологии. В рамках каждого из этих направлений проективный метод разрешает особые задачи и использует особый словарь понятий. Так, в психоаналитических теориях, где сущность личности рассматривается как продукт преобразований инстинктивных влечений под воздействием социальных и культурных требований среды, проективный метод ориентирован на выявление именно этих неосознаваемых тенденций и их всевозможных трансформаций. Объект проективного метода — глубоко конфликтная дезадантированная личность; поэтому такие понятия, как влечение, конфликт, защита в их психоаналитическом понимании, составляют основу анализа и интерпретации практически любой методики7. Следовательно, проективный метод, используемый в системе психоанализа, будет обладать следующими отличительными чертами:
Имеются в виду классические варианты проективных методик.Обратимся теперь к концепции проективного метода в рамках холистической психологии. Ядро личности, по Френку, составляет субъективный мир желаний, мнений, идей и т. д. Взаимоотношение личности и ее социального окружения есть процесс структурирования «жизненного пространства» в целях создания и поддержания «личного мира». Проективный эксперимент моделирует эти отношения: испытуемый перед лицом неопределенных ситуаций получает свободу в выборе элементов «жизненного пространства» и способов их структурирования. Проективный метод выступает, таким образом, как средство познания содержания и структуры «личного мира». Как мы видим, в рамках холистической психологии проективный метод лишен ортодоксальности психоанализа, что, в частности, позволяет значительно расширить круг задач, решаемых с его помощью. На первый план выдвигается диагностика индивидуальных особенностей личности и способов ее нормальной адаптации.
Следует, однако, заметить, что в концепции Френка отсутствует собственно психологический анализ таких понятий, как «структурирование», «изоморфизм», «личный мир» и т. д. Их незаполненность психологическим содержанием и привела к тому, что обоснование проективного метода стали связывать с психоанализом. Так, тезис об изоморфизме и структурировании рассматривался как развитие идеи Фрейда об «уподоблении»; сам же «личный мир» сводился к влечениям, конфликтам и механизмам их регуляции. Таким образом, подход Френка, если и указывает верное, на наш взгляд, направление теоретических исследований, тем не менее не может считаться разработанной теорией проективного метода.
§ 5. ПРОЕКТИВНЫЙ МЕТОД В КОНТЕКСТЕ КОНЦЕПЦИИ ЛИЧНОСТНОГО СМЫСЛА8
Анализ существующих проективных методик, истории их использования и обоснования показывает, что в основе действенности проективного метода лежит давно и глубоко изученный психологический факт — факт пристрастности психического отражения и, в частности, человеческого сознания. Психический образ действительности не просто находится в отношении подобия с воспринимаемым объектом, главная особенность состоит в его субъективности: «Понятие субъективности включает в себя понятие пристрастности субъекта» [16]. Эту же идею отчетливо выразил С. Л. Рубинштейн: «Сознание — это не только отражение, но и отношение человека к окружающему». И далее: «Всякий вообще акт познания мира есть вместе с тем и введение в действие новых детерминант нашего поведения. В процессе отражения явлений внешнего мира происходит и определение их значения для индивида и тем самым его отношения к ним (психологически это выражается в форме стремлений и чувств) [21, 158].
Понимание активного, пристрастного характера сознания делает отнюдь не удивительным тот факт, что, описывая неоднозначно семантически определенные изображения или выполняя не строго алгоритмизированные задания, человек при этом выражает себя, «проецируя» какие-то значимые для него переживания и тем самым какие-то свои личностные особенности. Нельзя, однако, ограничиться только констатацией этого положения, — предстоит ответить на два вопроса. Во-первых, необходимо понять, какие именно особенности личности и ее внутреннего мира находят свое выражение в ситуации проективного эксперимента. Во-вторых, почему именно ситуация проективного эксперимента оказывается наиболее адекватной для проявления этих личностных особенностей? Ответить на эти вопросы, на наш взгляд, можно опираясь на теорию деятельности, разработанную А. Н. Леонтьевым [16], и в частности, на понятие «личностного смысла».
Личностный смысл является одной из главных образующих человеческого сознания. В рамках теории деятельности личностный смысл определяется двояко: по способу своего происхождения (содержательно) и по форме существования в сознании (функционально).
По своему содержанию личностный смысл — это «оценка жизненного значения для субъекта объективных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах» [16, 150]. Смысл цели действия и действия в целом в том, какому мотиву оно служит, удовлетворению какой потребности, опредмеченной в этом мотиве, оно способствует. Два обстоятельства делают связь мотива и цели неоднозначной: во-первых, мотив не всегда является осознанным, во-вторых, одному и тому же мотиву могут соответствовать разные по своим содержательным и социально-нормативным характеристикам действия. Таким образом, и смысл цели может быть неоднозначен. Смысл не существует в сознании в готовом виде, а является продуктом внутренней активности субъекта, с помощью которой он определяет, какому мотиву служит данное действие и действительно ли оно оптимально с точки зрения его соответствия мотиву и нормативным требованиям. Сам процесс этой активности чаще всего не является сознательным и произвольно регулируемым (за исключением случаев сознательной рефлексии, раздумий над жизнью) и может проявляться в сознании в форме чувства, интереса, эмоции, «значащего переживания».
Как следует из определения, смыслом обладает не только действие, цель, но и обстоятельства, условия, в которых совершается действие. По отношению к цели действия и через него к мотиву можно выделить два типа условий. Некоторые условия способствуют совершению действия, другие препятствуют его совершению, являясь барьерами на пути деятельности. Таким образом, выделяются и два различных смысла условий деятельности (обстоятельств совершения действия) — смысл благоприятствования совершению действия и смысл препятствия его совершению. Подчеркнем, что к условиям или обстоятельствам совершения деятельности относятся и социальные условия, и прежде всего другие люди с их собственными мотивами, интересами, устремлениями.
Какие же типы препятствующих условий и соответственно смыслов могут
быть выделены? Этому вопросу было посвящено специальное исследование [28].
В каждом препятствии можно выделить два аспекта — объективную часть препятствия,
заданную реальными, независящими от субъекта причинами, и субъективную,
определенную особенностями именно данного человека. Некоторые препятствия
носят преимущественно объективный, а другие — преимущественно субъективный
характер. Это разделение отчасти совпадает с предложенным К. Левином различением
барьеров, препятствующих действию, на физически-телесные и социально-логические,
т. е. внутренние [61]. Объективный компонент препятствия имеет непсихологическую
природу и интересен лишь в той мере, в которой обусловливает прерывание
действия, а, следовательно, недостижение (или отсрочку в достижении) мотива,
т. е. переживание соответствующего смысла. Выяснение таких ситуаций с
помощью проективной техники не представляет специального интереса, поскольку
субъект, как правило, осознает эти объективные обстоятельства. Естественно,
что это обстоятельство не умаляет значения информации о таком препятствии
для заключения о природе психической травмы, которая может наступить вследствие
насильственного прекращения той или иной деятельности. С психологической
точки зрения, больший интерес представляют субъективные, внутренние препятствия.
Столкнется ли то или иное действие с внутренним препятствием — зависит
от структуры личности данного человека. В интересующем нас контексте можно
выделить четыре больших класса внутренних препятствий, определяющих соответственно
содержательные различия порождаемых ими смыслов. Первый класс препятствий
составляют другие конфликтующие смыслы тех же обстоятельств. Дело в том,
что обстоятельства, сопутствующие реализации того или иного действия,
могут препятствовать реализации других действий, соответствующих не менее
значимым для человека мотивам. Так, длительная командировка, важная для
реализации каких-то профессиональных замыслов, может привести к разлуке
с близкими, поэтому как обстоятельство, способствующее реализации одних
действий и соответствующего им мотива, она приобретает и второй, «горький»
смысл — разлуки. Таким образом, уже разнообразие отношений, в которые
вступает человек, множественность мотивов и соответствующих им деятельностей
порождает внутренние препятствия и соответствующие конфликтные смыслы.
Второй класс препятствий составляют личностные и характерологические черты,
а также субъективные представления самого человека о них. Так, если обстоятельства
требуют от решительного, энергичного и нетерпеливого человека проявления
терпеливости, скрупулезности и предусмотрительности, то его личностные
характеристики будут им переживаться как препятствие к совершению соответствующего
действия, хотя сам он будет, вероятнее всего, приписывать «преградный»
смысл обстоятельствам, природе этих обстоятельств. С психологической точки
зрения, этот смысл определен особенностями субъекта, а не объекта, так
как для другого человека — аккуратного, педантичного и не склонного к
быстрым решениям — те же обстоятельства покажутся скорее облегчающими,
чем препятствующими.
Третий класс внутренних преград составляют высшие ценностные образования
личности, ее идеалы, ценностные ориентации, интериоризованные нормы. Так,
обстоятельства, которые с прагматической точки зрения максимально оптимизируют
действие, в то же время могут оказаться несоответствующими (точнее, их
использование) тем ценностным ориентациям, которых придерживается данная
личность.
И, наконец, четвертый класс преград составляют негативные ожидания. К ним относятся ожидания негативных санкций, в том числе просто неблагоприятное мнение окружающих, ожидания неуспеха своего действия и т. д. В последнем случае имеется в виду не оценка объективной вероятности неуспеха, а то, что в зарубежной психологии называется преобладанием мотивации избегания над мотивацией достижения — человека пугают в большей степени последствия возможной неудачи, нежели привлекают следствия успеха. Эти ожидания, в зависимости от их конкретного характера, приводят к разнообразным смыслам обстоятельств как преград. В сознании это может переживаться как «опасность ситуации», «ситуация, ставящая в неловкое положение», и т. д.
Рассмотрим, в какой форме существуют смыслы для субъекта. , По самой своей функции смысл делает доступным сознанию субъективное значение тех или иных обстоятельств и действий, в них совершаемых. Однако доступность сознанию не означает, что смысл всегда осознан. Конечно, в ряде случаев смысл выступает вполне явно в виде сознательного словесного представления о смысле действия или обстоятельств, «выражается в значениях». В других случаях смысл осуществляет свою функцию информирования о субъективном значении в форме переживаний — интереса, желаний или страсти, напряжения, горечи, обиды и т. д., т. е. в эмоционально-чувственной форме. В этом случае субъект стоит перед задачей рефлексии, по выражению А. Н. Леонтьева — задачей на «поиск смысла». Можно было бы добавить, что иногда субъект бессознательно формулирует и противоположную задачу — сокрытие смысла, и прежде всего от самого себя. Это сокрытие смысла и лежит за описанными Фрейдом защитными механизмами. Для объяснения роли этих защитных механизмов отнюдь нет нужды привлекать понятия конфликта между инстанциями «Эго» или врожденными влечениями. Реальная жизнедеятельность субъекта, в которой он реализует множество важных для него отношений, неизбежно порождает конфликтные ситуации, делающие те или иные обстоятельства обладающими преградным смыслом, на адекватное осознание которого у субъекта в данный момент может и не хватать сил и отваги.
Таким образом, цели человеческих действий могут обладать смыслами как в отношении соответствующих этим действиям мотивов, так и в отношении адекватности, оптимальности выбора именно данного действия. Смысл действия не дан априори субъекту, а является результатом психической активности субъекта, результатом деятельности его сознания. Обстоятельства совершения действия также обладают смыслом, а точнее смыслами. Наибольший интерес представляют те смыслы, которые обнаруживают преградный характер обстоятельств. Различные типы преград определяют разнообразие смыслов, которые могут существовать как в вербальной, так и в невербальной, чувственной форме — в форме переживаний. Высказываемый нами тезис состоит в том, что проявления личности, выявляемые в проективных тестах (прежде всего, конечно, интерпретативных), могут быть адекватно поняты в терминах личностных смыслов и соответствующей деятельности субъекта по поиску или сокрытию, маскировке личностных смыслов.
Чтобы сделать этот тезис более убедительным, необходимо остановиться и на втором вопросе, который теперь принимает следующую формулировку: почему личностные смыслы и в особенности смыслы тех или иных обстоятельств как преград, проецируются именно в ситуации проективного эксперимента?
Всякое обстоятельство, имеющее характер препятствия, ведет к прерыванию действия до тех пор, пока препятствия не будут преодолены или субъект не откажется от совершения действия. При этом действие оказывается незавершенным либо в своем внешнем, материальном плане, либо во внутреннем плане, так как решение преодолевать препятствие или отказаться от действия еще не принято. В том случае, когда субъект еще не осознает в адекватной форме самого конкретного смысла тех или иных обстоятельств, незавершенным оказывается прежде всего сам акт осознания смысла. Как показано экспериментами Б. В. Зейгарник, именно незавершенные действия (и надо полагать сопутствующие им обстоятельства) запоминаются лучше завершенных и что особенно важно—непроизвольно. В школе К. Левина также показано, что незаконченные действия формируют тенденцию к их завершению, при этом, если прямое завершение невозможно, человек начинает совершать замещающие действия. Каждый человек обладает личностными смыслами и каждый сталкивается с теми или иными препятствиями. При этом в определенный момент действия как внешние, так и внутренние оказываются незавершенными. Ситуация проективного эксперимента предлагает человеку условия замещающего действия; чем добросовестнее человек относится к инструкции, например, как в ситуации TAT — старается описать мысли и чувства героев, их настоящее, прошлое и будущее, тем более, непроизвольно обращается он к своему опыту. Однако там «ближе всего» хранится прерванное действие и соответствующая ему ситуация. Неосознанно, а иногда и осознанно, человек пытается завершить прерванное действие; однако, как этого требуют новые условия, такое завершение возможно лишь в символическом плане, путем «управления» судьбами персонажей, их мыслями и чувствами. При этом человек возвращается к прерванному действию даже и в том случае, если оно состояло в сокрытии смысла, в переиначивании субъективного значения обстоятельств в угоду тем или иным своим интересам, своим мотивам. Поскольку по своей природе преградный смысл есть выражение некоторого препятствия к реальному действию, сама динамика смыслов возможна и в форме действия. При этом человек использует решения, ему наиболее присущие, составляющие его индивидуальный стиль. В свете сказанного становятся понятными и требования к проективным стимулам. Степень их определенности или неопределенности определяется возможностью их использования для тех или иных замещающих действий, сопряженных с преградными смыслами различной степени конкретности. Так, таблицы ТАТ соответствуют смыслам, связанным с препятствиями, могущими быть так или иначе опредмеченными. Таблицы Роршаха соответствуют смыслам препятствий, имеющих обобщенный, недостаточно предметный характер, природу которых следует искать, по-видимому, в наиболее общих особенностях индивидуального стиля деятельности человека, особенностях функционирования его сознания и т. п. Эти особенности в наименьшей степени доступны самосознанию, поскольку осознание того, о чем я думаю, гораздо проще и доступнее осознания того, как я думаю.
В настоящее время в отечественной психологии имеются и иные попытки обоснования проективного метода. В ряде работ проективный метод рассматривается как способ экспериментального исследования личностно-субъективного характера восприятия [6; 8; 9]. Из более общих фундаментальных свойств психического отражения и деятельности субъекта исходят авторы, использующие такие категории, как отношения, установки личности [11; 13; 18; 32]. Продолжаются исследования в русле гипотезы А. Г. Асмолова об иерархическом строении установки, где проективный метод понимается как средство выявления индивидуального стиля личности [25; 27]. Однако здесь, как и в других подходах, наименее разработан переход от теоретического обоснования к конкретным схемам анализа и интерпретации тестовых результатов. Определенный интерес в этой связи представляет обращение В. Э. Реньге к теории деятельности А. Н. Леонтьева и попытка создания на ее основе схемы анализа рассказов TAT [19].
Согласно развиваемому здесь тезису, из материала проективных методик исследователь «вычерпывает» личностный смысл целей и обстоятельств действий и прежде всего — обстоятельств, имеющих для человека преградный, конфликтный смысл. Оговоримся сразу, предложенный подход, конечно же, не может рассматриваться как единственно возможный. В рамках деятельностного подхода могут сосуществовать различные интерпретативные системы, и сам факт множественности психологических реалий, вычитываемых из протоколов испытуемого (таких, как мотивы, отношения, установки, конфликты, защиты и т. д.), так же как и успешность анализа внутри той или иной схемы, демонстрирует инвариантность эмпирического содержания рассказов относительно интерпретационных систем. В рамках адекватной методологии выбор той или иной категориальной системы, по-видимому, правомочен и оправдан в той мере, в какой разработана в ней теория личности. Использование проективных методик в рамках теории деятельности, в частности, приводит нас к пониманию некоторых принципиальных трудностей. Если такие понятия, как «мотив», «смысл», достаточно хорошо описывают саму психологическую реалию, проецирующуюся в интерпретативных методиках, то остается открытым вопрос о том, как ее искать, в какой эмпирической «одежке» она выступит в проективной продукции. Например, если утверждать, что в рассказах ТАТ проявляются личностные смыслы преградных обстоятельств, то необходимо также определить, как от тех или иных особенностей текста можно перейти к названным образованиям личности. В настоящее время мы не имеем еще разработанных операциональных критериев, хотя работа в этом направлении ведется. Возможно, степень эмоциональной насыщенности текста, сопровождающая рассказ экспрессия испытуемого, индивидуальные особенности его лексики, «стандартность» или оригинальность сюжета и другие так называемые «отклонения» являются своеобразными «метками», «следами» личностного смысла. Но каков содержательно личностный смысл, его место в иерархической структуре личности — эти вопросы остаются пока открытыми. Следовательно, предложенный подход докажет свою продуктивность, если удастся создать на его основе адекватную систему анализа эмпирического материала.
¹«Апперцептивным искажением» Беллак называет любые индивидуальные отклонения от стандартной интерпретации стимула.Назад | Содержание | Вперед