Psycheya > Библиотека

В психологии трактовка сознания как самосознания (то есть, признание этой тавтологии законной), встречается очень редко. Укажу лишь известные мне мнения, которые в той или иной степени близки развиваемому мною подходу. "Сознание... склонно мыслить себя и все остальное только как самосознание." (238) Интерес представляют также размышления Д.И. Дубровского , который выделяет две основные характеристики сознания. Это: бимодальность и бидоминантность. Под бимодальностью Дубровский понимает способность сознания одновременно отражать то, что принадлежит к "Я", и содержание, относящееся к "не-Я". "Сознание реального индивида, - указывает автор, - в его содержательном аспекте есть "текущее настоящее"; это динамическая структура, в которой модальности "Я" и "не-Я" составляют динамическое единство." (239) Содержание сознания, которое актуально принадлежит действующему и познающему "Я", может становиться "иным", "не-Я". "Содержание, относящееся к модальности "не-Я", сохраняет свою определенность лишь постольку, поскольку оно соотносится с модальностью "Я"; каждая из модальностей не имеет смысла вне соотнесения с противоположной", - поэтому, заключает Дубровский , - "сознание - есть двуединая информация о "Я" и "не-Я" (240). В свою очередь, бидоминантность - это такое структурное единство "Я" и "не-Я", которое образуется в рамках текущего настоящего. Бидоминантность, по мысли Дубровского , реализует аутокоммуникацию "Я", в ходе которой "осуществляется ценностная регуляция содержательных процессов "текущего настоящего" и формируются векторы активности сознания" (241). Во многом схожей позиции придерживаются и некоторые психологи, которым не чужды методологические проблемы (242).

Таким образом, сознание всегда "знает" о том, что является его содержанием, и выступает в отношении своего собственного содержания активно действующим. Сознание выдвигает гипотезы о внешнем мире, предвосхищает конечные результаты в своих экспериментальных исследованиях, оценивает эти результаты в процедурах понимания, возвращается к прошлому и забегает в будущее, строит мир по своим собственным установлениям, разрушает этот мир, когда меняет принятые для себя законы, ошибается, демонстрирует чудеса точности, ищет путь к истине и заставляет человека сомневаться в сделанном выборе... Сознание позволяет радоваться, испытывать страх, творческие муки и озарения. И все это совершается сознанием, сознающим себя.

Я предвижу возражения тех, которые могут посчитать, что мною сознание, сводимое к самосознанию, понимается не как инструмент познания мира, а как средство самопознания. Психика, сознание отражают реальный мир. Но это отражение возможно только как следствие сознательного самоотражения. Мы слишком часто попадаем под гипноз используемых слов, и, зачастую, слова искажают тот смысл, который они призваны выразить. Например, нередко можно услышать: "Мне в голову пришла мысль" или "Надо думать головой", хотя, любому (?) понятно (?), что мысли, сознание, процесс принятия решений, понимание не локализованы в телесном организме, и поэтому это не те феномены, которые могут существовать в каком-то телесном органе, например, в мозге. Напомню по этому поводу выразительные слова Мамардашвили : "... В объяснении образований сознания понятие нейронов является лишним,.. поскольку ни в каком вообразимом сознательном существе эти процессы, вызывающие, как мы знаем , активность сознания, не могут стать элементом сознательного опыта. Мы отгорожены как раз от того, что фактически обусловливает наше сознание, отгорожены экраном самого сознания (экраном, образующим горизонт событий внешнего мира)." (243) Да, мы говорим, что думать надо головой, хотя знаем, что мышление не есть функция головного мозга. Да, мы говорим, что, например, что-то забыли, хотя прекрасно помним, что именно забыли. Так вот, моя мысль состоит в следующем: хотя мы и говорим, что психика со своим аппаратом сознания отражает мир, мы не знаем, как это происходит. А когда мы не знаем, мы склонны само утверждение: "психика отражает внешний мир" принимать за констатацию действительного положения дел, то есть, доверяем языку, который провоцирует нас идти по ложному пути. Попробую пояснить. Знание о том, что Солнце движется вокруг Земли (да -да, я не ошибаюсь), знание о явлении, которое заключается в движении Солнца относительно наблюдателя, который находится в определенной точке Земного шара, - это знание на уровне нашего визуального восприятия. Оно для нас доступно. Но наблюдаемое явление понимабельно, в силу того, что мы обладаем истинным знанием, а именно: знанием о том, что Земля вращается вокруг Солнца, и только поэтому для нас объясним тот факт, что видим мы, все-таки, движение Солнца, а не движение Земли. Так вот, мы знаем, что сознание отражает мир, но не знаем истинную природу этого отражения. Другими словами, мы не обладаем тем знанием, которое давало бы возможность понять, почему мы знаем, что сознание отражает мир. Профаническое (житейское, обыденное) знание состоит в том, что сознание человека отражает объекты и явления окружающей его действительности. Абсолютная достоверность кажимости такого отражения обусловлена эффектом самоотражения сознания. Мы осознаем мир и самих себя благодаря тому, что являемся носителями само-себя-сознающего сознания . Еще раз хочу подчеркнуть, что все познавательные формы активности, направленной на действительный мир, являются познавательными только по причине того, что сознание способно к самоинтерпретации, причем это интерпретация текста, который формируется внутри самой процедуры интерпретации. Тем самым, понимание является "преимущественным атрибутом" сознания. Хотя в психологии самосознание традиционно считают значительно более поздним продуктом развития сознания (244). В этом смысле действительный мир или, как часто еще говорят, объективный мир для человека (а только это и должно интересовать психологию) представлен как модель, которую строит сознание. Иначе говоря, человеку объективный мир дан как знание об этом мире. А знания, конечно же, могут быть ограничены, несовершенны, иллюзорны и т.д. Субъективация объективного - необходимое условие познания. Трудно представить себе ту катастрофическую ситуацию, при которой человек смог бы знать "вещи в себе", так как это привело бы к отказу от свободы. Знать истинное положение вещей, иначе говоря, не иметь возможности ошибаться, означало бы крайнюю детерминированность человека. В силу этого, объективное знание - это тот предел, к которому человек стремится в познании, но при этом никогда его не достигает. Сходную мысль высказывал С.Л. Рубинштейн , считая, что объективное не может быть противопоставлено субъективному (245). Объективное знание конструируется в ходе субъективного познания. Тем самым, определяется не обратная, а прямая пропорциональность: чем более активен субъект в своей познавательной деятельности, тем более объективным становится знание. "Лишь когда со стороны субъекта есть акт творческой самодеятельности, его объект - самостоятельный мир, объективное бытие." (246)

В онтологическом плане или, в терминах Зинченко , в бытийном своем слое, сознание - есть совокупность текстов, построенных в различных познавательных контурах. В каждый момент психического настоящего в актуально существующих контурах может строиться не более одного текста. Но, как уже указывалось, человек легко может осуществлять напряженную мыслительную работу и, вместе с тем, выполнять не связанную с предметом мышления деятельность, которая предполагает осмысленное восприятие условий и средств ее реализации, то есть сознание способно работать одновременно с некоторым набором текстов. Тексты состоят из смыслов, но сознание в актах понимания стремится обнаружить смысл всего текста, то есть породить его путем формирования новых смысловых областей, так как смысл текста в тексте не содержится. Важно также отметить, что тексты сознания формируются актами их понимания. То есть, ситуация выглядит не так, что существует некий текст, а к нему приложимы операции понимания, нет. Понимание этот текст конструирует. Понимание это тоже сознание, но со своей гносеологической стороны. Процесс понимания и является по существу процессом смыслообразования, или, иначе, понимание как функция сознания есть смыслопорождающий акт. В силу этого, сознание можно описать как множественный самоинтерпретирующийся текст, как понимающее себя эго-сознание. Использование понятия "текст" в отношении структуры сознания носит условный характер. Следует напомнить, что изначальное значение слова "текст" имело более расширенный характер; латинское textum означало "связь, соединение".

В психологии традиционно принято разграничивать уровни психического отражения, то есть описывать психику с точки зрения иерархического строения. В духе существующей традиции Б.Ф. Ломов выделяет три основных уровня психического отражения. Это: сенсорно - перцептивные процессы; представления; речемыслительные процессы, понятийное мышление, интеллект (247). При этом он подчеркивает, что эти уровни психического отражения есть, вместе с тем, и уровни онто - и филогенетического развития. Внутри этих уровней, по мнению Ломова , возможно выделение подуровней. Можно предполагать, что внутри этих подуровней Ломов смог бы выделить еще субподуровни, но нам важно сейчас не это. Три вышеперечисленных познавательных контура - есть три совершенно различные формы репрезентации действительного мира. В этих контурах строятся модели одного и того же мира. Но эти модели принципиально отличны друг от друга, и их совпадение невозможно не потому, что они с различной степенью полноты и конкретизации, то есть с различной степенью адекватности, репрезентируют реальность, а потому, что это абсолютно независимые друг от друга сферы модельного знания о мире. Чтобы субъекту познания оценить истинность своей модели мира, то есть принять решение об адекватности соответствия своей модели действительному миру, он вынужден согласовывать между собой (проверять на соответствие друг другу) модели мира, построенные в различных познавательных контурах. Но я уже сказал, что установить такое соответствие принципиально невозможно путем прямого сличения образа с образом, образа с мыслью и т.д. И, что самое важное, нельзя даже произвести сравнение построенных моделей мира внутри одного познавательного контура в разные моменты времени (248). Поэтому абсолютно необходимо предположить, что процесс сличения производится в психике не между самими продуктами психической активности, то есть не между различными видами психических гештальтов, а их смыслами, которые, если воспользоваться терминами лингвистики, относятся к форме интегральных продуктов познавательных процессов как означаемое к означающему. Я сознательно отвлекаюсь от рассмотрения вопроса, каким образом происходит сличение смыслов в психической сфере. Вполне возможно, что такое сличение производится в соответствии с различными принципами. Во всяком случае, в литературе опознание, которое невозможно без сличения, объясняют, исходя из таких принципов, как интерференция (249), прототип (250), гештальт (251) и т.д. Процесс опознания, в данном случае, нам интересен не сам по себе, а как феномен, демонстрирующий те сложности, которые возникают при объяснении процесса построения модели узнаваемого мира. Итак, я сказал, что установление соответствия между моделями мира, которые строятся в различных познавательных контурах, единственно возможно в том случае, если эти модели в своей содержательной части (в плане означаемого) репрезентируют один и тот же фрагмент действительного мира. Если смысловая область пересечения этих моделей достаточно широка (понятно, что критерий, согласно которому устанавливается удовлетворительная степень совпадения, может быть задан только субъективно), сами модели оцениваются как в достаточной степени адекватные отражаемому миру. Другими словами, в одном познавательном контуре производится независимая проверка моделей, построенных в других познавательных контурах. Данную проблему весьма обстоятельно рассматривает В.М. Аллахвердов . И хотя на автора настоящей работы нестандартный подход Аллахвердова к исследованию познавательных процессов оказал большое влияние, с основным положением, на котором он строит свою теоретическую конструкцию, я не могу согласиться. Рассмотрим суть его подхода. Постулируя независимость познавательных контуров, В.М. Аллахвердов считает, что допущение их независимости логически обосновано, так как для того, чтобы проверить истинность результатов познания, необходимо получить тот же самый результат, но совершенно иным способом. Но Аллахвердов прекрасно понимает, что модели, построенные в сенсорной и моторной сферах (именно их он и считает абсолютно независимыми), между собой не сравнимы. По этой причине автор предполагает, что "кроме независимых сенсорных и моторных сфер существуют еще и сенсо - моторные, и моторо - сенсорные психические сферы" (252). Далее Аллахвердов пытается доказать, что построенные в производных познавательных контурах модели могут сопоставляться друг с другом "сугубо формально, даже если сопоставляющие системы не понимают ни сенсорного, ни моторного языка" (253). В качестве иллюстрации своей тайной мысли Аллахвердов приводит пример: "любой читатель сможет - пусть с некоторыми трудностями - сверить между собой латино - бутукудский и бутукудско - латинский словарь, даже если он не владеет ни латинским, ни бутукудским языками" (254). На мой взгляд гипотеза о существовании моторо - сенсорного и сенсо - моторного словарей только усложняет проблему, так как трудно представить себе рациональное доказательство возникновения производного познавательного контура, при условии абсолютной независимости (а на этом Аллахвердов настаивает) исходных познавательных контуров. Для независимой проверки результатов познавательной деятельности не требуется никаких дополнительных, производных познавательных контуров. А объяснение того, как осуществим путь от сенсорного к моторному, и наоборот, следует искать в плоскости связей между смыслами психической сферы и соответствующими им паттернами реакций, действий, поведения. Как мне кажется, об этом бы и хотел сказать Аллахвердов , но затем, почему-то пожелал, чтобы его неправильно поняли. Так, он пишет, что в сенсо - моторной сфере "моторные образы подгоняются к сенсорным, устанавливается словарь сенсо - моторных связей, а зафиксированное в словаре отождествление сенсорной и моторной моделей (как это возможно, если они независимы ? - А.А.) проверяется тем, что всякий раз, когда под воздействием сенсорной информации актуализируется данная сенсорная модель, осуществимы все те действия, которые совместимы с отождествленной в словаре с этой моделью моторной моделью" (255). Но это как раз и означает соответствие определенных типов реагирования определенным смысловым образованиям. Актуализация смысла является пусковым механизмом для исполнительных действий. В ходе и в результате действия корректируется смысловая модель, посредством чего возможна в свою очередь и коррекция действия. В противном случае было бы трудно объяснить преодоление в действии избыточного количества степеней кинематической свободы.

247. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. С. 164.

248. Как происходит сличение и опознание – до сих пор не вполне ясно. Да и что собой представляют сами эти процессы? Обсуждая в литературе отличия симультанного и сукцессивного видов опознания, авторы, в большинстве случаев, обращают внимание на то, как происходят эти когнитивные действия, а не на то, чем они являются. Что с чем сличается? Что опознается? Даже для такого признанного авторитета, как М.С. Шехтер , по всей видимости, здесь не существует чего-либо проблематичного. Так, Шехтер с непогрешимой уверенностью определяет сличение как "процесс взаимодействия между следом (какова природа этого следа? - А.А.) и поступающей афферентной информацией (чем она является? – А.А.), в результате которого выясняется, соответствуют они друг другу или не соответствуют." (Шехтер М.С. Психологические проблемы узнавания. М., 1967. С. 40.)

6.2. Сознание как многофункциональный аппарат понимания

Структурно - функциональное единство психики в данной работе описывается через триаду: "смысл - текст - понимание", где "смысл" выполняет роль материала, из которого строятся психические структуры (Аксиома 1), "текст" составляет онтологический план сознания (Аксиома 2), а «понимание» отражает его гносеологическую функцию (Аксиома 3). Нетрудно заметить, что предлагаемый подход к анализу сознания и психики в целом является герменевтическим. Если смысл психической сферы (имеющей смысловое содержание) в самой психической сфере не содержится (это следует из Аксиомы 3, Следствие 1), значит этот смысл должен находиться вне психики, то есть в мире, моделью которого психика является. Однако, осмысленность предполагает факт сознания. И, согласно Аксиомы 3, Следствия 3, смысла психики, как целого, не существует. Если психика моделирует действительный мир, то функциональной целью, на достижение которой направлена психическая активность, является познание во всей совокупности своих форм. Специфика человеческого познания определяется наличием сознания. Учитывая этот факт, психическое отражение, трактуемое как интенциональная познавательная активность субъекта, реализуется в формах понимания текста носителя сознания, имеющего смысловое строение. Иначе говоря, человек не просто отражает мир, строя модель мира, но, отражая его, он, вместе с тем, понимает мир сквозь призму своей модели (чтобы видеть мир сквозь "призму", понятно, что необходимо сначала видеть призму). Понятия "смысл" и "понимание" предполагают друг друга и не могут рассматриваться обособленно друг от друга. "Вне понимания также нет смысла, как и понимание – есть усвоение некоторого смысла" (256). Таким образом, моделирование действительного мира человеком возможно благодаря пониманию сознанием собственного текста. Это привело нас к следующему логическому заключению: если человеку мир дан как его модель (а в психологическом плане у человека есть только то, что составляет его психическое содержание), то познание мира, реализуемое в актах понимания, - это понимание собственной модели мира. Опыт осознания мира – есть опыт понимания в мире, а событие понимания – есть событие самого сознания. Следовательно, понять мир - это понять себя в отношении к этому миру, понять Другого - значит понять себя в отношении к Другому, понять свое "Я" - это понять себя в отношении к "Я". Такой вывод оправдан только в том случае, если самой психике придавать гносеологический статус. Ранее мы говорили о том, что изначально в онтогенезе смыслы психической сферы возникают не сами по себе, а только вследствие отражения, которое становится возможным, благодаря врожденной способности человеческой особи построить первые акты отображения внешних воздействий. То есть, стартовый онтогенетический опыт моделирования действительности является эффектом отражения. Это положение вполне согласуется с традицией; так, к примеру, Б.Ф. Ломов указывал: "психический процесс развертывается изначально не по логике деятельности, а по логике отражения" (257). И совершенно справедливо Ломоввидит стратегическую задачу психологии не в том, чтобы исследовать адекватность отражения реальному миру (ведь для этого бы требовалось знать о том, каким мир является на самом деле), а в "исследовании законов процесса психического отражения, его динамики, его механизмов" (258). Иначе говоря, как субъект строит свою модель мира (как он наполняет себя смысловым содержанием) и каким образом понимает, что критерии, выбранные для оценки соответствия мира и его модели, заданы точно, даже вопреки ошибочному миропониманию, которое очевидно в сознании других людей. Если теоретическое рассмотрение проблемы перевести в эмпирическую плоскость, то сказанное можно проиллюстрировать следующим примером: ……….

Как уже отмечалось, реальность мира подтверждается для человека в факте очевидной данности содержания сознания, являющегося смысловой копией отражаемого мира. Поскольку психическое содержание образуют не застывшие мертвые "схемы" или "карты", в строгом соответствии с которыми осуществляется миропонимание, а "живые смыслы", находящиеся в эволюционном развитии, изменение модели мира есть неизбежное следствие развития человека во всех его жизненных сферах. Понимание замыкается на определенную точку временного континуума. Понимание локализовано во времени. Это ограничение в разных контекстах неоднократно вводилось в данной работе. Текст сознания и понимание рассматриваются с точки зрения их актуального "здесь и сейчас" существования. Это естественное следствие того, что саму психическую систему я изначально вижу содержательно наполненной. Поскольку содержание актуального сознания непрерывно изменяется, логика теоретического анализа должна заключать в себе те ограничения, которые накладываются фактором времени. Моделирование действительности непрерывно. Поэтому модель мира - это в той же степени процесс, как и временное состояние.

Понимание чаще всего связывают с мыслительной деятельностью и рассматривают этот феномен с точки зрения эффектов мышления. Мышление, без сомнения, является важнейшим процессом, относящимся к сфере сознания. Это общепризнанное положение. Без понимания мышление невозможно, но когда мы это утверждаем, мы имеем в виду то понимание, которое является завершающей фазой мыслительного процесса, собственно, самим результатом мышления, и игнорируем процессуальный характер понимания, ведь сам мыслительный процесс невозможен вне динамики понимания. Более того, ниже будет показано, что человек, обладающий сознанием, при всем огромном желании не способен реализовывать в своей познавательной активности акты непонимания. И как познание является сущностью психического, так понимание - есть сущность познания. Понятие "понимание" в контексте данного рассмотрения проблемы гораздо шире, чем это принято считать в психологии мышления. Понимание - это родовая функция сознания, которая реализуется не только в сфере мышления, но и посредством других познавательных форм активности. Иначе говоря, понимание - это та сущность, которая являет себя в перцепции, представлении, мышлении, рефлексии. И это в той же мере результат познавательных процессов, как и сами эти процессы в своей основе. Это в той же степени единство процесса и результата, как восприятие - единство процесса восприятия и перцепта, как представление - единство динамики формирования образа и самого вторичного образа, как мышление - единство мыслительного процесса и мысли, его интегрального продукта. Эта аналогия лишь тогда отражает действительные отношения между пониманием и формами познания, когда само понимание оценивается не в аспекте побочных продуктов работы сознания, а исходя из базового закона, которому подчиняется в своей деятельности весь когнитивный аппарат психики: понимание как основа познания заключает в себе положительную цель всей сферы психического. В этом русле познавательные процессы могут расцениваться как средства реализации и достижения осознанного понимания.

В психологии восприятия, характеризуя природу образных явлений, в первую очередь говорят о свойствах перцептивного образа, выделяя как вторичные по отношению к пространственно - временным, модальностным и интенсивностным характеристикам такие свойства, как целостность, обобщенность, предметность и константность (Л.М.Веккер,19) . В то же время, не рассматривается вопрос о том, чем является сам образ как носитель этих свойств. То же самое можно сказать и об исследованиях образов представления. Как перцептивные, так и вторичные образы представления, в аспекте строения являются смысловыми структурами. Смысл выступает той скрепой, которая удерживает постоянство в структуре свойств образа, и определяет постоянство каждого отдельного свойства. Так, четыре указанных вторичных свойства перцептивного образа можно определить следующим образом:

- константность - постоянство (неизменность) смыслового содержания образа при изменении условий восприятия;

- целостность - постоянство осмысленной структуры целого при изменении частей этого целого ( структурная константность );

- обобщенность - постоянство отнесения смысла образа к родовым областям смысла при изменениях, не разрушающих саму родовую область смысла ( категориальная константность );

- предметность - неизменность самого смысла, как релевантного определенному объекту восприятия ( семантическая константность ).

Перцептивный акт не может рассматриваться как исключительно отражение внешней стимуляции. Перцепция есть всегда апперцепция, так как, если бы отражение внешнего объекта не было бы опосредованным прошлым опытом и не включало в себя в качестве непременного условия ожидание, предвосхищение, то сами объекты оказались бы неузнаваемыми, так как лишались бы для субъекта всякой осмысленности. Как указывает Дж.Брунер , "прежде всего, восприятие - это процесс принятия решения. Независимо от характера задачи, стоящей перед индивидом, он... приходит к решению, что воспринимаемый объект - есть та, а не иная вещь окружающего мира. Отрезок оказывается длиннее или короче эталона, конкретный объект - змеей, а не упавшей веткой; неполное слово л-пит в контексте скульптор л-пит голову - это, конечно, лепит , а не лупит " (259). Перцептивный образ всегда есть синтез эффектов отражения внешней стимуляции и эффектов отражения внутренней стимуляции. Он интегрирует в себе смысловое содержание, которое является психической проекцией актуально значащего объекта восприятия. Вне смыслопорождающих актов сознания, перцептивная деятельность не происходит. Как объекты отражения имеют свою "физику", так и образ этих объектов имеет свою семантику. Выше уже говорилось о том, что смысл в совокупности своих областей есть и условие понимания, и, во временной перспективе, следствие реализованных актов понимания. Вообще говоря, смысл есть то, что делает понимание возможным.

Наиболее близкими высказанной здесь позиции я считаю представления Г. Гельмгольца о природе зрительного восприятия. В своей концепции "бессознательных умозаключений" он высказывал мысль о том, что психические акты зрительного восприятия, аналогично мыслительной деятельности, заканчиваются выводом касательно тех объектов, которые мы видим. "Ощущения органов чувств являются для нашего сознания сообщением, и от нашего интеллекта зависит, как будет понято их значение", - указывал Гельмгольц (260). Такое понимание значения сообщений, которыми снабжают сознание органы чувств, он считал "бессознательным умозаключением" на том основании, что такой вывод не является результатом выполненных в мышлении логических операций. "Бессознательное умозаключение" симультанно. И хотя, воспринимая объект, мы не мыслим для того, чтобы его воспринять, наше восприятие осмысленно. В свою очередь, В. Вундт полагал, что "психический процесс восприятия принимает форму логического вывода, только будучи переведенным на язык сознания" (261). Поэтому, можно полагать, что "бессознательные умозаключения" являются психическим актом вне сознательной регуляции лишь в той степени, в какой сознание отождествляется с мышлением. Если же перцепцию включать в функциональную структуру сознания, значит само понимание восприятия как "бессознательного умозаключения" теряет всякий смысл. Р.Л. Грегори , один из хорошо известных специалистов в области психологии восприятия, считает, что теория бессознательных умозаключений является незаслуженно забытой и выражает недоумение, почему представления Гельмгольца не стали популярными среди психологов. Идее того, что Гельмгольц назвал "бессознательным выводом" на уровне перцепции, фактически посвящена вся книга Р.Л. Грегори "Разумный глаз" (262), уже в предисловии к которой он категорично утверждает: "понимать - значит видеть вещи определенным образом, но нельзя "видеть", не понимая" (263). Собственно, об этом же писал и Гельмгольц , считая, что, хотя на самом деле регистрируются нервные стимулы, вызванные воздействием, мы видим внешние объекты. Иначе говоря, само воздействие, которое регистрируется органами чувств, есть только основание для вывода о причине этого воздействия. И участие сознания, полагал Гельмгольц , не требуется для ответа на вопрос, который задается сенсорными данными. У Гельмгольца есть, на мой взгляд, очень важное для целей нашего анализа положение, которое не получило в психологии заслуженного развития: "бессознательные заключения ... непреодолимы; от них нельзя избавиться путем более глубокого понимания действительного положения вещей" (264). Это можно понимать не в том смысле, что сознание не может влиять на акт зрительного восприятия (а именно так полагал Гельмгольц ), а что в актах восприятия осуществляется понимание, и только в силу этого предметная картина видимого становится осмысленной. И эта осмысленность не есть привнесенное мышлением в образ восприятия содержание, а суть сам образ в своем содержании. Другими словами, восприятие осмысленно не потому, что в процессе формирования перцепта участвует мышление, и не потому, что субъект посредством мышления делает образ осмысленным, а единственно потому, что сама перцептивная деятельность представляет собой одну из форм познавательной активности, одну из форм понимания. Здесь можно вспомнить основателя "описательной и расчленяющей" или, иначе, "понимающей" психологии В. Дильтея , который феномену понимания отводил центральное место в своей психологии, психологии, которую, напомню, он считал основой наук о духе. Так, Дильтей отмечал: "пониманием мы называем процесс, в котором душевная жизнь познается через свои чувственно данные проявления" (265). Трудно не согласиться с мнением Е.К. Быстрицкого , который считает, что понимание может обнаруживать себя не только при оперировании с языковым материалом, "но, в не меньшей степени, и в мировосприятии – видении и ощущении: в актах узнавания, идентификации, осмысления видимого и ощущаемого мира" (266). Для того, чтобы оценить прикосновение горячего предмета к рецепторному участку кожи или воспринимать находящийся в перцептивном поле объект, не требуется затрачивать мыслительную энергию, равно как и абсолютно лишним является участие мышления в процессе построения образа представления. Вместе с тем, сенсорные, первичные и вторичные образы несут в себе осмысленную информацию об отражаемой реальности. "Задача на смысл" решается человеком всегда. Решение этой задачи как раз и предполагает ответ на вопрос: "Что и каким я ощущаю, воспринимаю и представляю?" Таким образом, понимание носит многоуровневый характер, и мышление – это только один из уровней, на котором происходит понимание. Как указывает Н.А. Менчинская , "на самом низком уровне понимание сводится к обозначению предмета без всякого указания его существенных признаков" (267), "в элементарной форме… понимание сливается с узнаванием" (268). Видеть и не понимать невозможно. Можно не понимать, что ты видишь, однако, нельзя не понимать, что ты видишь . "Положительно нигде, - констатирует Н.Н. Волков , - даже в самой искусственной экспериментальной ситуации, активное восприятие не может перестать быть ответом на вопрос, не может обойтись без своеобразного суждения. Зрительные суждения образуют важнейшее ядро активного зрительного восприятия" (269). Подобное мнение высказывает В.А. Ганзен , который отмечает смысловую природу зрительного восприятия. "Установление смысловых связей при восприятии носит многоуровневый характер: это установление соответствия между различными уровнями стимула и уровнями отражения человека. Простейшей формой установления смысловых связей является узнавание (на уровне элемента, образа, понятия)." (270) Он также подчеркивает, что для того, чтобы смысл стал возможным, необходима сознательная работа по выделению информации из шума; именно поступающая извне информация является материалом для смыслообразования. "Непонятное воспринимается как шум, не содержащий информации." (271) Однако, я полагаю, что для того, чтобы установить отсутствие информации, сознанию необходимо понять это отсутствие, то есть, понять, что в том, что воспринимается, информации не содержится. Другими словами, в любом случае, существует акт понимания, внутри которого и заложена возможность разделения на "информацию" и "шум". Ганзен указывает, что "смысл - есть обнаружение значения. Результатом обнаружения смысла человеком является понимание". Но отсутствие значения может быть осмыслено тоже как значение. Иначе говоря, смысл проявляется как следствие понимания, независимо от того, осмысляется значение стимула, или осмысляется значение, которое есть отсутствие значения стимула.

Человек может в один и тот же момент времени и осмысленно воспринимать объекты, находящиеся в перцептивном поле, и мыслить относительно тех вещей, которые не только не заключены в актуальное перцептивное пространство, но и вообще феноменологически ненаблюдаемы. И при этом ни мышление, ни восприятие не лишаются реализуемого и достигаемого понимания. В данном случае может идти речь о параллельной, независимой друг от друга актуализации областей смыслов, репрезентированных сознанию субъекта в один и тот же момент через различные познавательные контуры, что должно приводить к выводу о том, что сознание в аспекте понимания способно "читать" одновременно несколько текстов, хотя по всей видимости, эффективность работы сознания определяется при этом механизмом внимания.

Когда сознание есть, оно не может не понимать, а понимает сознание собственное содержание. Если явленное содержание сознания и обнаруживает себя в актуальном времени, то нельзя говорить, что кроме этого содержания в сознании больше ничего нет. Многочисленные экспериментальные исследования показывают, что эффекты понимания регистрируются независимо от того, может ли об этом субъективно судить человек или нет. Осознание своего латентного содержания сознание производит мгновенно, и, в некотором смысле, это вневременные события. Если бы можно было остановить мгновение, наверное мы бы смогли измерить длительность этого мгновения, но, увы, человек может очень многое, но даже он не способен остановить время.

238. Шерозия А.Е. Психика. Сознание. Бессознательное. К обобщенной теории психологии. Тбилиси, 1979. С. 78.

239. Дубровский Д.И. Информация, сознание, мозг. М., 1980. С. 148.

240. Дубровский Д.И. Указанное сочинение. С. 148.

241. Дубровский Д.И. Указанное сочинение. С. 149 - 150.

242. Розин В.М. Читая и обдумывая Мамардашвили . // Психологический журнал. Том 20, № 2. 1999. С. 126.

243. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеал рациональности. Тбилиси, 1984. С. 28.

244. Вот, к примеру, достаточно традиционное мнение С.Л. Рубинштейна : "Самосознание является относительно поздним продуктом развития сознания, предполагающим в качестве своей основы становление ребенка практическим субъектом, сознательно отделяющим себя от окружения." - "Основы общей психологии. В 2-х т. Т. II. М., 1989. С. 240.

245. В данном случае я с Рубинштейном согласен, хотя это тот же самый Рубинштейн, представления которого о самосознании я, конечно, не разделяю.

246. Цит. по: Абульханова - Славская К.А., Брушлинский А.В. Философско - психологическая концепция С.Л. Рубинштейна . М., 1989. С. 24.

247. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. С. 164.

249. Аллахвердов В.М. Опыт теоретической психологии. СПб, 1993. С. 203 - 212.

250. Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М., 1996. С. 90.

251. Солсо Р.Л. Указанное сочинение. С. 81.

252. Аллахвердов В.М. Опыт теоретической психологии. СПб., 1993. С. 246.

253. Аллахвердов В.М. Указанное сочинение. С. 246.

254. Аллахвердов В.М. Указанное сочинение. С. 246.

255. Аллахвердов В.М. Указанное сочинение. С. 246.

256. Менчинская Н.А. Понимание. В кн.: Психология. Учебник для пединститутов. Под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, Б.М. Теплова. М., 1962. С. 155.

257. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. С. 158.

258. Ломов Б.Ф. Указанное сочинение. С. 159.

259. Брунер Дж. Психология познания. М., 1977. С. 29.

260. Цит. По: Рок И. Введение в зрительное восприятие. Кн. 1. М., 1980. С. 32.

261. Цит. по: Бассин Ф.В. Проблема бессознательного. М., 1968. С. 20.

262. Грегори Р.Л. Разумный глаз. М., 1972.

263. Грегори Р.Л. Указанное сочинение. С. 7.

264. Гельмгольц Г. О восприятиях вообще. // Общая психология. Тексты. Вып. II. Основные теоретические подходы к изучению познания. Часть 1. Под ред. В.В. Петухова. М ., 1997. С . 47.

265. Dilthey W. Gesammelte Schriften. Bd . 5. S . 332.

266. Быстрицкий Е.К. Понимание и практическое сознание. / Загадка человеческого понимания. Под общей ред. А.А. Яковлева. М., 1991. С 35.

267. Менчинская Н.А. Понимание. В кн.: Психология. Учебник для пединститутов. Под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, Б.М. Теплова. М., 1962. С. 117.

268. Менчинская Н.А. Указанное сочинение. С. 263.

269. Волков Н.Н. Восприятие предмета и рисунка. М., 1950. С. 377.

270. Ганзен В.А. Восприятие целостных объектов. Л., 1974. С. 125.

271. Ганзен В.А. Указанное сочинение. С. 125.

Назад | Содержание | Вперед