Всё, что мы воспринимаем (осознаём), мы воспринимаем (осознаём) как фигуру на фоне. Это положение гештальт-психологии известно каждому, кто знаком хотя бы с основами психологии восприятия. В каждом акте восприятия зрительное поле членится на «фигуру», обладающую характером «вещи» и воспринимаемую отчетливо, целостно, на переднем плане и «фон», который обладает характером «субстанции» ( К.Коффка ) и представлен в восприятии как нечто аморфное, слабо структурированное, простирающееся позади фигуры. Фон является актуальным оформлением фигуры. Образ восприятия, фактически, оказывается двухслойным. В.А.Ганзен так характеризует отличие фигуры от фона: «Ограниченность в пространстве или времени является необходимым условием разделения объекта и среды (предмета и фона). Среда (фон) связна, но не ограничена, и в этом одно из отличий объекта от среды. Граница есть область разрыва одной из функций, определенных в пространстве»объект-среда», другие же функции в той же области должны быть непрерывными. В результате этого объект, с одной стороны выделяется из среды, а с другой, - сохраняет с ней органическую связь. Неограниченность – не единственное отличие фона от фигуры. Фон и фигура имеют разную топологию, метрику и размерность» (В.А.Ганзен, В целостных объектов, л, 1973)
Для демонстрации фигуро-фоновых отношений, обычно, используют двойственные (реверсивные) фигуры, образованные из двусмысленных изображений. Факты восприятия двойственных фигур показывают невозможность восприятия фигуры, одновременно, и как фигуры, и как элемента фона. Случаи двусмысленных изображений показывают, что фигуро-фоновые отношения не заданы однозначно самой структурой реверсивной фигуры. Эти отношения могут произвольно обращаться самим субъектом восприятия. Примером двойственной фигуры может служить обычная шахматная доска, на которой черные клетки могут выступать либо «фигурой» на фоне белых, либо «фоном» для белых клеток. Рубином и исследователями после него было создано множество двойственных фигур. Пожалуй, самым известным примером двойственных картинок является, любимая фигура классика гештальт-психологии К.Коффки, «лица - ваза».
Хотя гештальтисты признавали роль фона при построении образа фигуры («...фигура, как таковая, вообще невозможна без фона», « фигура и фон образуют вместе единую структуру.... Первая не может существовать независимо от второго. ...Качество фигуры должно в очень большой степени определяться тем уровнем, на котором она выступает» (К.Коффка Введение в гештальтпсихологию стр 126, 136) все же их исследовательский интерес, главным образом, был сосредоточен на двух видах зависимостей: влияние целого на восприятие частей и влияние группировки частей на характер восприятия целого. Надо отметить, что в гештальт-психологии о перцепте говорили как об образе объекта, а не как об образе целостной стимульной ситуации. Такой подход при анализе природы образа сохраняется и по сей день. Это тем более странно, поскольку еще В.Вундт разделял перцепируемое и апперцепируемое содержание сознания……………………………………… Особо отмечал важность фоновой составляющей образа В.Джемс, который даже ввел специальный термин «психические обертоны» для обозначения влияния фона на эффект осознания объекта восприятия. Приведу слова самого Джемса, в которых красноречиво выражено его мнение по этому поводу. «Традиционные психологии рассуждают подобно тому, кто стал бы утверждать, что река состоит из бочек, ведер, кварт, ложек и других определенных мерок воды. Если бы бочки и ведра действительно запрудили реку, то между ними все-таки протекала масса свободной воды. Эту-то свободную, незамкнутую в сосуды воду психологи и игнорируют упорно при анализе нашего сознания. Всякий определенный образ в нашем сознании погружен в массу свободной, текущей вокруг него «воды» и замирает в ней. …Значение, ценность образа всецело заключается в этом дополнении, в этой полутени окружающих и сопровождающих его элементов мысли. …Эта полутень составляет с данным образом одно целое – она плоть от плоти и кость от кости его, оставляя, правда, самый образ тем же, чем он был прежде, она сообщает ему новое назначение (курсив А.А.) и свежую окраску. Назовем сознавание этих отношений, сопровождающее в виде деталей данный образ, психическими обертонами ». (В.Джемс. Психология. М., 1991, стр.63-64?)
Влияние фона на восприятие фигуры не получило в психологии достаточного теоретического осмысления, хотя эмпирических данных, относящихся к данному роду влияния более чем достаточно. К настоящему времени такого рода фактические данные накоплены в различных областях психологии, начиная от психофизики, когнитивной психологии и заканчивая персонологией.
В психологии утвердилось мнение, что фактом сознания следует считать осознанное переживание или, иначе, эффект осознания. То, что не дано непосредственно в сознании не является содержанием сознательного опыта. Поэтому фон не представлен в сознании, напротив, только фигура является предметом осознания. На мой взгляд, это ошибочное положение. Для того чтобы «выделить» фигуру из фона, сознание должно, прежде чем осознать фигуру, различать семантику фона. На это, в частности, обращает внимание и В.А.Ганзен, указывая, что «на процесс восприятия оказывают большое влияние такие характеристики фона, как степень его стационарности и активности». «Существенно,- добавляет он, также и то, что фон воспринимается субъектом раньше объекта и более длительное время » (………. ). Если фон обнаруживается сознанием раньше, то, очевидно, что фон должен каким-то образом влиять на характер осознания фигуры. Ведь, когда мы говорим о влиянии одного фактора на другой, например, утверждая, что А является причиной В, мы, естественно, полагаем, что причина по времени предшествует эффекту. В противном случае, не имело бы смысла говорить о каузальной связи, то есть, о направленном влиянии. Таким образом, проблема заключается в следующем: осознается только фигура, но сам характер осознания (то, как мы понимаем фигуру) зависит от фона, который элиминирован из эффекта осознания. Тем самым, любой акт осознания обусловлен неосознаваемой семантикой фона. Чтобы разрешить этот парадокс, следует прежде, развести сами понятия «сознание» и «осознание». Под « осознанием » будем понимать итоговый эффект работы сознания. «Осознание» является синонимом «непосредственного опыта», то есть таких переживаний, которые субъективно обнаруживаются, и о чем человек в состоянии сообщить как о пережитом опыте. Содержание сознания, которое осознается, назовем « явленное содержание сознания ». Для того чтобы осознание произошло сознанию необходимо иметь информацию обо всей актуально действующей стимуляции. Назовем предшествующие осознанию процессы « сознаванием », а содержание сознания, которое самим сознанием не осознается « латентным содержанием сознания ». Таким образом, факты сознания дифференцируются на осознаваемые и неосознаваемые явления. Процессы сознавания являются необходимым условием эффектов осознания. Как по объему информации, так и по скорости ее обработки на процессы сознавания не наложено никаких ограничений. Замечу, что последнее справедливо, если сознание мы рассматриваем как идеализацию, то есть как сознание идеального субъекта.
Прежде чем выяснить роль процессов сознавания, рассмотрим те эмпирические данные, которые согласуются с предложенным допущением.
Эффекты семантического предшествования
Очевидно, что в рассмотренном примере возрастание амплитуды КГР в ответ на предъявление слова, которое имеет тесную семантическую связь со словом-мишенью, возможно только вследствие осознания. Иначе говоря, изменение амплитудных характеристик КГР - есть побочный эффект работы сознания. А, как уже было ранее сказано, активность сознания инициирована стремлением к пониманию. Сколь бы разные подходы к проблеме сознания мы ни рассматривали, мы не можем не признать то обстоятельство, что, независимо от характера трактовок феномена сознания, практически все сходятся во мнении, что осознать и означает "понять". Иными словами, там, где удается в том или ином виде диагностировать понимание, можно уверенно говорить о свершившемся событии сознательной жизни. Преимущество психофизиологических методов исследования индивидуальной психосемантики заключается в том, что у испытуемого не требуется спрашивать о том, что он переживал в предшествующие моменты времени. То есть, испытуемый не должен произвольно вспоминать то, что хочет узнать экспериментатор. Поэтому я полагаю, что ресурс психофизиологических методов при изучении смысловой архитектоники внутреннего мира человека еще далеко не использован. Однако, в контексте обсуждения проблемы понимания, интерес представляет не анализ технологий экспериментального исследования семантики, а тот факт, что явления сознания имеют место даже тогда, когда сам человек в результате ретроспективного анализа не может о них судить как о явлениях, происходивших в его психике! . Хочу сразу подчеркнуть, что такие явления, которые не обнаруживаются в ходе ретроспективного отчета (о них нельзя произвольно вспомнить) в момент их случания являются продуктами сознательной деятельности. Парадокс в том, что сознание человека в момент своей актуальной работы "знает" обо всем, что происходит в сознании, а человек в последующие моменты времени даже не способен произвольно вспомнить о том (то есть, иметь содержание прошлых состояний сознания в качестве актуального содержания сознания), что он помнит. Тем не менее, есть основания утверждать, что человек несомненно об этом помнит.
Подводя итог сказанному, следует сделать следующее заключение: все содержание сознания в рамках текущего настоящего нельзя отождествлять с тем содержанием, которое открыто для анализа, переживается как непосредственно данное в сознании, как то содержание, к которому в последующие моменты времени открыт сознательный доступ. Именно о таком содержании сознания человек сообщает как о том, что он пережил и запомнил. Как раз это содержание, оставаясь в бессознательной психике субъекта, заполняет первую и вторую мнемические зоны (см. Часть 2, главу 3, стр. Ошибка! Закладка не определена. ). Такое содержание актуального сознания (еще раз напомню, что сознание всегда актуально) можно назвать явленным содержанием . Вышеописанные факты дают все основания говорить, что сознание имеет также и латентное содержание , о котором не представляется возможным субъективно судить ни в какой момент времени, следующий за моментом его существования в сознании. Однако, в момент существования этого содержания в сознании, безусловно, самим сознанием это содержание осознается. Если человеку это содержание и не явлено в сознании, так или иначе понимание происходит, а раз понимание происходит, следовательно, в этот же самый момент происходит и соответствующее смыслообразование (напомню, сознание понимает тот собственный текст, который выстраивается в ходе процедуры понимания). Это латентное содержание сознания также остается в памяти и, наряду с прочими смыслообразованиями, обуславливает работу сознания в психическом настоящем, так как бессознательное предопределяет работу сознания в настоящем. Поскольку ни в какой момент времени невозможно произвольное воспроизведение этой информации, хранящейся в памяти, следует считать, что она хранится в третьей мнемической зоне, куда , во всяком случае в обычном состоянии сознания, доступ блокирован. Что происходит в измененных состояниях сознания с этим содержанием памяти - это предмет отдельного разговора, и я бы не хотел сейчас останавливаться на этом.
Итак. Процессы сознавания подготавливают интегральный эффект осознания. Они, как и само осознание, строятся с опорой на мнемические бессознательные контексты, в рамках которых происходит параллельное понимание всей входной информации. Следовательно, эффект осознания возможен лишь при избыточности сознавания. Если бы фигура не зависела от фона, фон не имел бы никакого значения. Тогда становиться ясным, почему необходимо в каждый момент сознавать много больше, чем осознавать: процессы сознавания определяют конечный эффект осознания.
В самых общих чертах психомеханика сознания может быть описана через последовательную работу функциональных механизмов сознания. Работа сознания начинается с выбора того мнемического контекста, в рамках которого будет происходить эффект осознания. В каждый момент времени в памяти уже актуализированы определенные контексты, поскольку ожидания различных событий имеют разную вероятность. Согласно закону Хика сознание затрачивает больше времени при обработке неожиданных, маловероятных стимулов. Как уже было сказано, фон обнаруживается сознанием раньше, чем происходит акт осознания фигуры. На этом основании следует допустить, что сознание строит процедуру понимания, опираясь на самый широкий контекст памяти. На этом этапе работы сознания должна происходить семантизация всей входной информации и только после этого происходит сужение мнемического контекста в рамках которого происходит конечный эффект осознания. При этом результаты сознавания обуславливают характер осознанного осмысления.
Современная экспериментатика позволяет верифицировать построенную рациональную конструкцию. Прежде чем привести опытные доказательства, напомню, что любые эмпирические эффекты, в том числе, эффекты работы сознания в ситуации экспериментальной процедуры, могут иметь свою специфику, обусловленную уникальными, ситуационными факторами. (Что, само по себе, говорит о важности влияния ситуационного фона на принятие решения испытуемым.) Вместе с тем, эмпирическое своеобразие не имеет законного основания, лежащего в основе эмпирического факта. В противном случае, каждый эмпирический факт подчинялся бы своему и справедливому только единожды закону, что, по сути, обесценивало бы любые поиски, каких бы то ни было законов, так как «закон» в качестве теоретического абстракта просто лишался бы своего объяснительного потенциала. Экспериментальный эффект как частный случай эмпирических феноменов позволяет увидеть действие закона в более или менее контролируемых условиях. Поэтому, хотя и не только поэтому, экспериментальное доказательство расценивают как наиболее надежное подтверждение теоретических построений.
Рассмотрим несколько эмпирических примеров.
Следовательно, мы должны удовлетвориться очень ограниченной сознательностью. Возникает вопрос: как происходит эта селекция? На каких принципах ваш разум отбирает то, о чём «вы» будете осведомлены? Об этих принципах известно мало, но кое-что все же известно, несмотря на то что в процессе работы эти принципы сами по себе часто недоступны сознанию. Во-первых, многое из входящей информации сканируется сознанием, но только после того, как она была обработана полностью бессознательным процессом перцепции. Сенсорные события упаковываются в образы, и эти образы затем становятся «сознательными».
«Я» (сознательный «Я») вижу отредактированную бессознательным версию незначительного процента событий, воздействующих на сетчатку моего глаза. В моём восприятии меня направляют цели. Я вижу, кто присутствует, а кто нет, кто понимает, а кто нет. По меньшей мере, я имею об этом предмете миф, который может быть вполне правильным. Раз я говорю, я заинтересован иметь этот миф. То, что вы меня слушаете, имеет отношение к моим целям. (Стр. 397 «Сознательная цель против природы»).
В.Биренбаум, работая под руководством Курта Левина, провела эксперимент, позволивший обнаружить эффект забывания намерения. Эксперимент состоял в следующем: испытуемый должен был выполнять различные задания в письменном виде. Каждое задание выполнялось на отдельном листе бумаги. В инструкции к заданию указывалось, что после того, как оно выполнено, испытуемый должен подписать лист своим полным именем. Примечательно то, что инструкция о подписи на каждом бланке была подчеркнута. Среди заданий, предлагаемых испытуемому, было задание нарисовать собственную монограмму. Забывание или, напротив, осуществление намерения, в качестве которого рассматривалась подпись, являлось зависимой переменной. Результаты показали, что испытуемые почти всегда забывали ставить свою подпись после выполнения задания «изобразить монограмму», то есть деятельности, родственной по смыслу намерению. Характерно, что подпись не забывалась, если испытуемые стремились украсить монограмму, придать ей своеобразный, художественный вид. Б.В.Зейгарник, объясняя этот экспериментальный эффект в соответствии с духом и буквой концепции потребностей К.Левина, вместе с тем отмечает: «Когда испытуемые старались, например, нарисовать красивую монограмму, подпись не забывалась. Она забывалась, если монограмма означала лишь начальные буквы имени».(стр.373, Б.В.Зейгарник «Патопсихология»,М,2000). Если сознание порождает все возможные смыслы , относящиеся к фону и лишь после этого происходит осознавание смысла фигуры, сто, следовательно, смысл, приписываемый фигуре, всегда образуется в соотнесении к семантике фона. Все эффекты выделения фигуры из фонового окружения есть, таким образом, результат установления сознанием семантических различий между фигурой и фоном. В эксперименте Г.В.Биренбаум выполнение дополнительного задания («поставить подпись») осуществлялось на перцептивном «фоне» завершенного основного задания. Чем меньше смысловое сходство, установленное сознанием, тем вероятней, что смысл фигуры не будет зависеть от смыслового фона. Понятно, что решение математической или мнемической задачи в куда более существенной степени отличается от написания собственного имени, чем изображение монограммы. Полагаю, что экспериментальный эффект был бы еще более выражен при тождественности основного и дополнительного заданий. (Процедура возможного эксперимента могла бы выглядеть так: вместо изображения монограммы в качестве выполнения основного задания испытуемый должен расписаться привычным для себя способом. Естественно, желательно, чтобы это тривиальное задание для испытуемого сохраняло свою контекстную принадлежность к экспериментальной процедуре. Для этого, например, можно сообщить, что наряду с исследованием интеллектуальных способностей в эксперименте изучаются также графологические особенности испытуемых. Неизменным дополнительным заданием служит собственная роспись испытуемого по окончанию выполнения каждого основного задания.) В этом случае, фигура оказывается неразличимой на фоне семантически однородного с ней фона.
Эффект Биренбаум есть выражение действия как мнемического контекста, так и закона превосходства фона.
Испытуемому в состоянии гипноза давалась установка, запрещающая видеть определенного человека, который в данный момент времени находился в комнате. Испытуемый не обнаруживал присутствие этого человека, хотя тот находился в поле его зрения. Еще более интересно то, что когда "невидимка" включал электробритву, испытуемый не мог понять, откуда доносится звук, хотя человек с работающей электробритвой в руках никуда не исчезал из поля зрения. Если он вставал на пути испытуемого, уже вышедшего из состояния гипноза, но получившего постгипнотическую инструкцию, то испытуемый останавливался перед стоявшим человеком, не пытаясь пройти сквозь него, и при этом впадал в трансовое состояние. Описанный Петренко эксперимент демонстрирует поразительную сложность одновременной работы сознания в различных режимах. Попытаемся проанализировать описанный феномен. Получая запрет на зрительное восприятие, испытуемый усваивает инструкцию сознательно, так как он должен понять смысл того, что ему предписывается словами внушения. После этого он должен сохранять смысл в памяти, то есть, должен всегда помнить, что из воспринимаемого ему нужно не видеть. Но, чтобы это произошло, он должен, воспринимая, сознательно опознать тот объект, который требуется не воспринимать. Только в этом случае испытуемый мог бы не видеть то, что ему видеть запрещено. "Видение" и "осознание" - это не разные пласты отражения, как полагает В.Ф. Петренко . Факт видения в той же степени предполагает осознание, как и осознание предполагает видение (если осознание происходит в пределах зрительного контура), потому как в каждый момент восприятия "невидимки" испытуемый осознавал его в качестве того объекта, который видеть не надо. В данном примере мы имеем дело с работой сознания в двух различных режимах, причем работа в этих режимах осуществляется одновременно. Испытуемый в один и тот же момент времени и осознает без видения, и видит без осознания. Но как было уже сказано, видение без осознания возможно только в том случае, если само сознание "понимает", что надо видеть, а что - нет. Как уже выше говорилось, сознание, отражая действительность, понимает происходящее только в силу достигаемых эффектов понимания собственного текста. Содержание сознания, в свою очередь, приобретает текстовое строение только благодаря имеющемуся в распоряжении психики смысловому материалу памяти. Иначе говоря, осознание зависит всецело от того, какова разрешающая способность текста сознания, что допустимо, а что запрещено самим же сознанием для миропонимания. Теперь возвратимся к рассмотренному примеру. Мы уже сказали о том, что для того, чтобы испытуемому не видеть, ему необходимо осознавать, что именно он не должен видеть. Поэтому в тексте сознания с необходимостью должен быть актуализирован тот смысл, в котором фиксирован запрет. Только в этом случае испытуемый мог бы знать, о том, что, воспринимая, он не должен воспринимать. Таким образом, отражая, понимая происходящее, он все осознает, но в соответствии с тем, что заложено в тексте сознания. В том случае, когда на пути движения испытуемого возникает "невидимый" человек, имеет место неразрешимый парадокс понимания, с которым испытуемый не может справиться, ведь понимание неизбежно и оно в определенном смысле является неким обязательным регистром сознания. Поэтому неудивительно, что испытуемый, оказавшись в этой ситуации, впадает в транс. В актуальном времени в данном случае соединяются два взаимоотрицающих образца понимания. Одно понимание, связанное с запретом "не видеть", другое понимание - с очевидностью видения. Испытуемый не видит, потому что ему "запрещено" видеть, и, вместе с тем, видит, потому что не может не видеть; ибо, если бы он не видел, он, конечно же, столкнулся бы со стоящим перед ним человеком, не заметив его.
Итак, для того, чтобы "не видеть", необходимо:
1) знать, что видеть запрещено, то есть, помнить об этом в каждый момент времени.
2) видеть то, что видеть запрещено, так как только при этом условии можно идентифицировать объект и опознать его, как соответствующий такому объекту, который видеть не разрешено.
3) сознавать, что воспринимаемый объект видеть запрещено.
4) не осознавать объект, находящийся в зрительном поле.
Перечисленные когнитивные акты происходят мгновенно и одновременно. В противном случае испытуемый то видел бы, то не видел, а он не видит всегда, но для того, чтобы не видеть ему нужно не только видеть, но и понимать, что то, что он видит, видеть нельзя.
Обобщая эмпирические данные сформулируем закон превосходства фона : эффекты осознания фигуры обусловлены семантикой фона. Данный закон представляет собой тип качественного (мягкого), индуктивного закона. Помимо приведенных фактических данных в разряд его эмпирических свидетельств, правомерно включать и социально-психологические эффекты, например эффект «ореола», эффект «свидетеля», конформизм и т.п., то есть все опытные факты, при которых ситуационные факторы определяют отношение, способ поведения или вербальную реакцию человека.
272. Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М., 1996. С. 123.
273. Смирнов И.В., Безносюк Е.В. Журавлев А.Н. Психотехнологии: Компьютерный психосемантический анализ и психокоррекция на неосознаваемом уровне. М., 1995. С. 65.
274. Смирнов И.В., Безносюк Е.В. Журавлев А.Н. Указанное сочинение. С. 65.
275. Агафонов А.Ю., Айдакин В.И., Пашкина Е.Н. Лаврова О.В., Пятин В.Ф. Руководство к практическим занятиям по психологии. Самара, 1999. С. 143.
276. Понятия "объем внимания" и "поле внимания" часто используют как взаимозаменяемые. Очевидно, что немыслимо себе представить технологию определения объема внимания. То есть, никогда нельзя указать, сколько элементов в актуальном времени составляют объем внимания, и что следует считать такими элементами. Как справедливо указывает Л.М. Веккер , объем внимания "имеет количественно - пространственное и - поскольку психическое пространство органически связано с психическим временем - тем самым пространственно - временной характер". (Веккер Л.М. Психика и реальность: Единая теория психических процессов. М., 1998. С. 589). Однако, указать на изменения пространственно - временных координат внимания в процессе психической деятельности не представляется возможным.
Назад | Содержание | Вперед