4. “САМОПОЛАГАНИЕ” КАК ПРИНЦИП ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ

Вначале мы обращаемся к анализу категории активности в психологии. Значимость такого анализа определяется тем, что вместе с постулатом сообразности рушится удобная возможность объяснения активного выхода человека за границы предустановленного схемами телеологической причинности. Альтернативу мы усматриваем в разработке понятия актуальной причинности, которое вводится нами для интерпретации самого источника целеполагания.

Категория активности в психологии. Понять развитие категориального строя науки значит, как показано в работах М.Г. Ярошевского и его школы, раскрыть не только импульсы логического самодвижения научной мысли, но и социокультурный контекст возникновения и взаимодействия категорий науки. Анализируя социокультурную ситуацию становления, а точнее "остановления" научной мысли в нашей стране в 30-е годы, мы констатируем, что активность не получила своего достаточного освещения, находясь в тени других категорий. (Движение категории "активность" в истории психологии, соотношение с другими категориями подробно освещены в кандидатской диссертации автора и в его книге). Динамика се статуса может быть метафорически описана в терминах защитных механизмов, с той лишь разницей, что в данном случае речь идет не об индивидуальном, а об общественном сознании (сознании научных сообществ).

Вытеснение. Активность (как общепсихологическая категория) и активность личности (понятие частное) вплоть до самого последнего временя не освещались ни в общенаучных, ни в философских, ни в специальных психологических энциклопедиях и словарях. Книга Н.А. Бернштейна (Очерки по физиологии активности. М., 1966), оказавшая существенное влияние на развитие психологии, могла послужить примером, однако этого не произошло. Первые словарные публикации на эту тему (Краткий психологический словарь, 1985) подготовлены нами.

Ограничение. Бытует не вполне справедливая шутка, что психология 60-70-х гг. представлена в основном работами из области уха, горла, носа и зрачка; однако нельзя не признать, что определенный крен в область познавательных процессов в эти годы имел место. Закипавшие в "коллективном бессознательном" импульсы исследовать активную человеческую природу находили выходы в области психологии восприятия, хотя и здесь должны были быть надежно защищены от возможных упреков в витализме. Эта линия разработок, чрезвычайно плодотворная для психологии, способствовала выживанию в ней категории активности.

Рационализация. Методологически богатая категория предметной деятельности также давала убежище для разработки категории активности — иногда за счет обращения к таким, казалось бы, самораспадающимся, внутренне парадоксальным понятиям, как, например, уподобительная (!) активность.

Действие этих защитных механизмов (а их список мог бы быть, безусловно, расширен за счет таких, как изоляция, отрицание и т.п.) предотвращало исчезновение, а точнее – торжественное выдворение из отечественной психологии целого класса явлений активности. И, таким образом, категория активность продолжала существовать в психологии подспудно иногда в виде фигур умолчания, а иногда – в симбиозе с другими категориями. Деятельность, сознание, отражение, установка, значимость, отношения и т.п. — все это категории и понятия, принявшие в свой состав идею активности. Позволим себе высказать мнение, что сама их привлекательность для психологов и, следовательно, жизнеспособность была вызвана этим союзом. Но в нем активность как бы утратила часть собственной энергии жизни. Ушло таинство особого рода причинности, — присущее ей одной, активности, положение "между": детерминацией со стороны событии прошлого (стимул) и образами потребного будущего (цель).

Отрицая стимул-реактивную схему интерпретации поведения и сознания, мы привычно обращаемся к телеологическим схемам, возможность которых сохраняется даже в таких концептуальных альтернативах, как "пристрастность психического отражения", "первичная установка" и др. Преодоление парадигмы детерминации Прошлым составило целую эпоху становления психологической мысли в мире. Пафос отрицания, по существу, совпадал здесь с пафосом провозглашения Будущего, — в виде предмета стремлений, — детерминантой происходящего. Но нельзя обойти вопрос о природе самих этих стремлений: что они по сути и откуда берутся?

Один из возможных путей исследования здесь заключается в том, чтобы адекватно осмыслить своеобразие того типа причинности, который скрывается за феноменом активности человека. Речь идет об актуальной причинности, о детерминирующем значении момента в отличие от других форм детерминации, будь то детерминация со стороны прошлого (обычные причинно-следственные отношения: действующая причинность) или со стороны возможного будущего (в виде целевой причинности). Корректную форму описания такого типа причинности мы встречаем у И. Канта в его представлениях о взаимодействии (или общении) субстанций. С этой точки зрения активность системы есть детерминированность тенденций ее изменения теми инновациями, которые возникают в ней актуально (здесь и теперь) — это детерминизм именно со стороны настоящего, а не прошлого (в виде следов предшествующих событий), или будущего (в виде модификации этих тенденций событиями, с которыми еще предстоит столкнуться.

Актуальная причинность может быть раскрыта на примерах таких психологических понятий, как "первичная установка" (Д.Н. Узнадзе), "детерминирующая тенденция" (Н. Ах), "значимость" (Н.Ф. Добрынин), "настроение" (В.М. Басов), "схема" (У. Наисер) и др. Особняком стоит понятие "поля" К. Левина. Каждое из этих понятий фиксирует роль текущего момента в детерминации происходящего, однако, специфика актуальной причинности видна еще в них неотчетливо: прошлое и будущее все еще властно заявляют о себе в смысловом контексте их использования. Некоторые из этих понятий, например, настроение могут рассматриваться как посредники, промежуточные переменные в схеме стимул-реакция; другие – обслуживают схемы (телеологической) причинности, выступая или инструментом для достижения цели (схема), или в качестве целевой ориентации (первичная установка, детерминирующая тенденция и т.п.) Таким образом, в идее актуальной причинности мы вновь оказываемся перед альтернативой: либо старая стимул-реактивная схема, обновленная промежуточными переменными, либо телеологическая парадигма, предлагающая нам только один способ видения актуальной детерминации — цель, выступающую в каждый момент в том или ином обличий (уже знакомый нам постулат сообразности). Левиновское понятие "поле" свободно от указанных ограничений. Однако принцип "здесь и теперь" в интерпретации "сил", действующих на субъект не объясняет рождения подлинно новых целей. Даже в тривиальных случаях действия в поле побуждений связанных с хорошо известными предметами, определение цели — особый акт, поднимающийся над "полем", хотя и обусловленный им (так, рука берущая вещь, не промахивается, не оказывается между, хотя в той или иной степени привлекательными могут оказаться многие). Поведение в редких случаях представимо как движение согласно равнодействующей многих сил. Но признавая ограниченность принципа "поля" для понимания целеполагания, необходимо отметить продуктивность самой идеи "здесь и теперь" для причинного истолкования поведения, открывает путь к преодолению телеологического подхода. Правда, эта возможность в должной мере не оценена в психологии, может быть потому, что и сам К. Левин дал основания для отождествления результирующей многих валентностей с целью (в форме интенции, "квазипотребности").

Причинность "здесь и теперь", принцип актуальной детерминации, содержит в себе, как мы полагаем, возможность объяснить полагания таких целей, которые не предваряются ранее принятыми целями. При обсуждении этой особой возможности...

Между тем вводимое нами положение об актуальной детерминации открывает третью возможность, лежащую в основе самого процесса целеполагания, непредваряемого предсуществующей целью. При обсуждении этой третьей возможности, указывающей самый корень активности целеполагания, необходимо дать обобщенное представление о цели, не сводя все к "образу необходимого" как предшествующему самому акту действования (хотя это и непросто в связи с общепринятым в психологии отождествлением цели с "моделью потребного будущего" (Н.А. Бернштейн).

В общем виде мы могли бы определить цель, исходя из категорий возможного и действительного. Цель есть образ возможного как прообраз действительного. Возможное, применительно к индивиду, — это некоторое его состояние в будущем в виде соотношения между его собственными свойствами и свойствами окружения (состояние). Опираясь на это общее определение, мы придерживаемся здесь весьма широкого представления о цели, включая сюда и мотивацию действия (а она не может быть осмыслена иначе, как "внутренняя цель стремлений", согласно Хекхаузену; и цель как сознательно предвосхищаемый результат действия; и задачу как цель, выступающую в некотором контексте условий деятельности. Кроме того, необходимо допустить (а отказ от постулата сообразности вынуждает нас к этому), что существуют и особого рода цели, не выводимые из предшествующих (первоцели активности).

Существенно важный вопрос состоит на наш взгляд в том, чтобы понять сам источник рождения новой цели. Ведь прежде чем цель будет воплощена в действии, более того, прежде чем цель будет принята индивидом как следствие "опробывания цели действием" (А.Н. Леонтьев), она должна быть вчерне представлена им (первоцель); но рождение первоцели самодолжно быть понято как детерминированное. И такая детерминанта есть. Мы полагаем, что это – переживание человеком возможности действия (состояние Я могу).

Возможности как таковые — еще не цели, но лишь условия их достижения и постановки. Но будучи переживаемыми возможности непосредственно, то есть без содействия дополнительных стимулов, превращаются в движение мысли или поведения, — воплощаются в активности. Переживания — и в этом мы глубоко солидарны с В.К. Вилюнасом (1990) — образуют ту часть "образа мира" (А.Н. Леонтьев; С.Д. Смирнов), которая служит реальной детерминантой активности человека. Обратимся к опыту самоанализа и рассмотрим переживание Я могу. Мы увидим, что чувство возможного неудержимо в своих превращениях; оно как бы заряжено действием, производит его "из себя". И в то” же мере переживание беспомощности (Я не могу) как бы поглощает активность, делает человека беспомощным.

Актуальный детерминизм в форме переживания собственных возможностей действия как причины целеполагания объясняет выдвижение индивидом действительно новой цели, не выводимой из уже принятых целевых ориентаций (будь то мотив, предшествующая цель, задача или фиксированная установка). В ином случае, идея активности как целеполагания либо просто повисает в воздухе (новая цель появляется, как кролик в шляпе у фокусника), либо не содержит в себе никакой новизны, как это иногда бывает, когда целевые ориентации одного уровня выводят из целевых ориентаций другого. Представления об актуальной причинности образуют теоретическую основу интерпретации самополагания человека в актах неадаптивного выхода за пределы изведанного.

Теперь нам надлежит обсудить экспериментально-психологические аспекты исследования. Будем различать в дальнейшем условия порождения и формы проявления субъектности человека. Путь операционализации этих понятий в первом случае заключается в предлагаемом нами методе виртуальной субъектности. во втором случае – операционализируется в методе отраженной субъектности. Имея в виду оба метода, мы должны подчеркнуть, что речь идет не только об ориентирах конструирования некоторых искусственных экспериментальных ситуаций; но еще и об определенной направленности, или точнее – избирательности наблюдений.

Назад | Содержание | Вперед